|
Постышева несет людской поток, несет на запад – безжалостно и мощно. С огромным трудом, продолжая что-то кричать, он вырывается на обочину. Он стоит и смотрит на эту молчаливую людскую массу. Лицо его дергается от гнева. А гнев – от яростной жалости к этим людям, от злобы на себя, от ненависти к тем, кто так гонит бойцов. Постышев медленно достает маузер, стреляет три раза подряд в воздух, а потом поворачивает дуло на бегущих. От выстрелов ближайшие к комиссару дрогнули, в лицах их появляется нечто осмысленное, человеческое. – Кто сделает шаг, пристрелю! – тонким голосом, враз сорвавшимся и осевшим, длинно кричит комиссар. – Считаю до трех. Раз! Два! А сзади напирают. Но Постышев выходит на дорогу, останавливается перед замеревшими на мгновение первыми рядами, стоит, широко расставив ноги. – Три! – еще страшней и жалобнее досчитывает он. – Там конница белых, – кричат ему, – все рубает! – Ты ее видел?! – Я слыхал, как они орали. – Ты ее видел?! – Слышал. – Иди сюда. – Застрелишь? – Иди сюда. К Постышеву выходит молоденький паренек. – На, – говорит Постышев и протягивает ему свой маузер, – если через пять минут здесь появится конница белых – стреляй мне в лоб. Постышев достает часы, протягивает их другому бойцу, что стоит поближе, и просит: – Засеки время. Парень поднимает маузер и целит Постышеву в лоб. – Ты кто? – спрашивает он. – Большевик я. Большевик, – отвечает Павел Петрович. – А ты с курком не балуй, ахнешь – вздернут тебя на суку за комиссара фронта. – Постышев, Постышев, – пошел шепоток по рядам. – Постышева кончают. Постышев… Тихо делается кругом и пусто. Только каждый в себе слышит, как часы тикают. Это перед смертью каждый слышит, даже если часов сроду не имел. – Трусы, жалкие трусы, – гневно и очень тихо говорит Постышев, глядя в черное рыло маузера, нацеленное ему в лоб. – Испугались врага, которого даже не видели в глаза. Трусы… – Так их вона сколь прет, гражданин комиссар. Ужасть как пушками лупцуют. – Ты живой, ты молчи, – говорит Постышев. – Мертвые, которых ты, сбежав, предал, сейчас могут говорить. А ты стой и жди, когда пройдут пять минут, и смотри, как твоему комиссару целят в лоб. И молчи. – На, – говорит парень, которому Постышев передал маузер, – на, – говорит он соседу, – не могу я. – Бежать мог?! – орет Постышев. – Так вот ты смоги и целить мне в лоб. Смоги! Трус! — 97 —
|