|
– Если б виноватые они были, мы бы с нашим удовольствием. – Старик Суржиков из моей деревни, у него внуков-сирот семь ртов осталось, – говорит обиженный «посол» Федька. – Ладно, члены и министры, как лисы вертитесь. Этот вопрос все равно будет решен сегодня, а сейчас я приглашаю вас на торжественную церемонию передачи трудовому народу-хозяину его богатств, очевидных как факт. Айда распределять склады с провиантом. – Дело! – Давно пора все распределить! – Буржуев с квартир повыкидаем! – Тут буржуев нет, все сбегли! – Не важно! Если три комнаты – тот и есть буржуй! – У кого рожа в очках – вот те и буржуй! – Каждая баба – буржуйка, если она чужая! Сбит замок. Толпа рвется в амбары. Давка, крик, вопли женщин, звон разбиваемых бутылей. Спирт пьют здесь же, из плоских американских фляг, колют банки с вареньем, мажут друг другу лица, блюют, жрут колбасы, обсыпаются мукой, прижимают к себе хлебы. Крик становится тонким, душераздирающим: горе тому, кто падает, – затопчут сапогами, вобьют в цементный холодный пол. А маленький незаметный человечек, работавший с Колькой-анархистом больше полугода, едет себе с обозом к линии фронта, чтобы перебежать во Владивосток, а там отдыхать и Гиацинтову ручку жать и готовиться к новым операциям против красных. Пришла ночь. Пьяная, страшная ночь с пожарами, воплями женщин и дурными песнями озверевших от спирта дружков Кольки-анархиста. – Айда к Кулькову с Суржиковым! – просит Колька. – Порешим, гадов! – За батьку кого хошь! – вопят пьяные мужики. – Суржикова ногами вверх на осину! – Братцы, мне Нюрка ухо укусила, на нитке болтается! – Глянь, Федюня под стол писает. – Министры, – надрывается Колька, – айда порешим политических врагов! – Беги ты со своими врагами на хутор бабочек ловить! – Измена? – шепчет Колька. – Всех покалечу! Он лезет за саблей, на него наваливаются, саблю отбирают, бьют по лицу, толкают сапогами в зад, смеются и сквернословят. – Я ж заместитель, братцы! – орет Колька. – Нельзя меня, гады! Всех поразгоню! Он каким-то чудом вывертывается из пьяных рук, выхватывает из кармана ребристую лимонку, и толпа шарахается в сторону. Он бежит мимо горящих амбаров, мимо женщин с детьми, которых выбрасывают на улицу из аккуратного домика с голубыми ставенками, он бежит мимо валяющихся на мерзлой земле пьяных к сараю, где заперты Кульков и Суржиков. Возле ворот сарая лежат два пьяных конвоира; ворота открыты, в сарае никого нет. Сбегли Кульков и Суржиков, сбегли, сволочи! — 132 —
|