|
– В вас должно сгореть все земное, – говорил Адмирал, – и только тогда в вашей душе блеснет драгоценная Лунная Жемчужина. Атмосфера вокруг Адмирала быстро менялась, от мягкой и сердечной до слез волны – до холодно-люциферической. Каждый день нам с Петровичем приходилось шарить мелочь в своих пиджаках и лететь в магазин, таща в руке сумку, набитую бутылками, причем сорок надо было ухитриться выдать за сто, иначе экзамен не был сдан. Нам пришлось учиться менять в магазине редкие книги на куски мяса, дабы хоть как-то прокормить вечно голодную бэд компани. А она мгновенно образовывалась вокруг великого Мэтра Влажного Пути Алхимии. Кто тащил сетку водки, кто – ящик пива, дабы только прикоснуться к песням московского Мэтра. А когда Адмирал брал опытной рукой гитару, душа плакала и раскрывалась. Он был настолько мягок и добр, что слезы сами капали на окурки, растоптанные капитаньём. Суверен с бледным лицом время от времени истерически кричал: "Пьем за нашу свободу!" – резко выбрасывая руку вверх. Адмирал, легко шатаясь, поднимался со стула с тремя ножками и чертил в воздухе знак Ордена Splendor Solis – крылатое солнце бога Аполло. Каждый день был Днем Рождения Адмирала. Он говаривал: "Пить – так пить!" Капитаньё напивалось и падало там, где его настигал неумолимый градус. Но Петр Борисович – чемпион сборной алкоголиков страны – всегда находил в себе силы растащить упавших в беспамятстве по комнатам и оставить их там лежать, как одурманенных змей. Когда все стихало, мы с Петровичем могли обменяться впечатлениями и сесть за дневник. – Не могу все это терпеть, – говорил Петрович, – в теплые места надо подаваться. – А ты думал пройти Нигредо в удовольствии и эйфории? – успокаивал я. – Еще немного – и в нас прогорит земная страсть и откроется в душе драгоценная жемчужина Анима Мунди,.. Но тут обычно кто-либо из капитанья, просыпаясь, громко восклицал: – Это разве пьянка – пьянка только начинается! Здесь никто не пьет, здесь все трезвые. Наступало утро, и хромой хозяин квартиры, с пьяной рожей, окаймленной прилизанными волосами, первым делом прыгал на одной ноге на кухню. Там он подбирал окурки с пола и с наслаждением докуривал, а остальное сметал в помойное ведро, набивая его доверху пробками и серым пеплом. Затем этот монстр сливал со всех пустых бутылок последние капли вина, водки и пива, называя их "Красные слезы", делал себе похоронный коктейль и, сильно морщась, выливал в глотку. Затем, насвистывая марш Люцифера, хоронил бутылки в огромной французской сумке — 343 —
|