Если ты ее бросишь, ее подхватит жизненный хаос, и она пропадет. Это будет низко по отношению к ней. Ревность на самом деле является космическим Стражем Порога. Если ты одолеешь его в борьбе, он превратится в услужливого привратника, открывающего врата Посвящения. – Я понимаю, что в Школе, – ответил я, – женщина не должна рассматриваться как сексуальный объект. Она может быть близким другом и соратником на духовном Пути. Но я не могу преодолеть эротического желания и выйти на дружеский уровень общения! Одна мысль, что Гиацинта изменяет с одним из моих друзей, сводит с ума. – Ты забыл, что находишься в Школе для обучения, – произнес Джи. – Личные страсти полностью захлестнули твое воображение. Гурджиев бы мгновенно выгнал тебя за такую неконтролируемую ревность… Два часа Джи выгуливал меня зеленому льду озера, пока мои черти не успокоились. – Теперь можно тебя отвести в гостиницу, – сказал Джи и подставил ладонь большой снежинке, падающей с неба. На следующее утро я проснулся от осторожного стука в дверь. Быстро вскочив, я открыл ее – на пороге стоял напуганный Петрович. "Если бы интрижка удалась, – торжествуя, подумал я, – он приехал бы надутый как индюк". – Заходи, Петруша, – улыбнулся Джи, – присаживайся, приготовь чайку, да расскажи о своих приключениях. И Петрович, сбросив сумку на пол, начал свой рассказ. – Как только вы уехали, я купил несколько бутылок вина. Мы сели с Феей на кухне, я разлил вино по бокалам и сказал: – О Фея! Не могли бы вы мне поведать какую-нибудь историю про тонкий план? – Зачем тебе тонкий план? Ты в этом еще не обжился. – Я хочу добраться до небожителей. – Я тебе лучше про этот мир расскажу, – Фея отпила вина и, чему-то улыбаясь, закурила. – У меня был знакомый заяц с завязанными ушами по прозвищу Пень-Дурень. Он тоже всегда просил: "Фея, помоги мне попасть на небеса". – "Не торопись, – отвечала я, – ты и без моей помощи однажды там окажешься". Я проглотил колкий намек и вновь наполнил опустевшие бокалы. – А другой мой знакомый, окончив школу, поступил в институт, – продолжала Фея. – Вернее, так он говорил родителям. Каждый день рано утром он уходил, вечером возвращался, и пять лет они ничего не подозревали. А он все это время посвятил медитациям. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но нет мертвых душ – в каждом человеке живет или хотя бы теплится болезненное стремление к звездам, которое ничем не заглушить. – Я слышал, что в юности вы много бедствовали, – сказал я. Фея снисходительно улыбнулась. — 279 —
|