|
Я проснулся оттого, что Петрович резко тряс меня за руку. – Неприлично спать на лекции, – сказал он. Я схватил тетрадь и стал записывать слова Джи. – В данный момент самое главное для вас – конкретная деятельность, четкое выполнение в срок поставленных перед вами задач. Вспомните, как Чайка Джонатан Ливингстон сумел сократить эти сроки. Через такого рода деятельность вы научитесь глубже видеть самих себя и преодолевать свою инерцию, вплоть до выхода на уровень Двадцать Четыре. Иногда вы будете чувствовать проблески уровня Двенадцать, Рыцарского Посвящения. Двадцать Четыре – планетарный уровень, когда вы подчиняетесь планетарным влияниям. Двадцать Четыре – состояние творца, а не тупого механического исполнителя. Я могу создать максимально благоприятные условия для вашего развития, но расти должны вы сами, ибо если я начну еще и расти вместо вас, то вас ожидает участь биокомпьютеров, лишенных своей воли, индивидуальности и космической судьбы. Ваше стремление к комфорту и гипноз окружающей среды всячески склоняют вас желать того, чтобы я не только создавал благоприятные условия, но и рос за вас… – и вдруг Джи с гримасой боли стал растирать колено. – Что случилось? – испуганно спросил Петрович. – Когда я начинаю с вами на определенные темы говорить, какие-то силы тут же наносят удар по моему центру воли. Надеюсь, что я смогу еще продержаться в ансамбле… В этот момент раздался стук в дверь, и в проеме показалась рожа Петракова. – У меня для вас информация к размышлению, – ухмыльнулся он, глядя почему-то на меня. – Норман велел передать, господа просветляющиеся субъекты, что ваше присутствие в ансамбле слишком заметно, а официально вы здесь не числитесь. Мы не хотим неприятностей с властями, – и Петраков с победной улыбочкой захлопнул дверь. – Это происки рыжего басиста Веревкина, – заметил я. – Как было все хорошо, – сказал Петрович, – пока ты сидел в городе Дураков! Я незаметно помогал Джи в ансамбле, ездил по разным городам, ходил по обучающим ситуациям. А теперь и Джи перестал со мной общаться, и Норман нас из ансамбля выкидывает! – Ну что ж, – сказал Джи, – придется мне увольняться. Без вас здесь делать мне нечего. Я не собираюсь ходить на поводу у Нормановой истерики. Наутро плотная атмосфера разборок в ансамбле распространилась по всей гостинице. Из многих номеров слышались раздраженные голоса, горничные и дежурные недобро косились на постояльцев. Я чувствовал себя словно отравленным ядом и с завистью смотрел на Джи и Петровича, которым, казалось, было все равно. Выйдя на улицу, мы вдохнули свежего морозного воздуха – и вся мрачная атмосфера быстро развеялась. Маленькие, покосившиеся калужские домики были похожи на театральную декорацию, и мы, смеясь и шутя, на ходу придумывали забавные сценки. — 263 —
|