Теперь человек смотрит внутрь себя самого. Как сокровенная творческая сила, еще лишенная бытия, бьется в его душе божественное. Это область, где вновь может ожить зачарованный бог. Душа есть мать, которая от природы может зачать бога. Пусть душа оплодотворится, она родит божественное. Бог рождается от брака души с природой. И тогда он уже больше не "сокровенный" бог, а явленный. Он обладает жизнью, ощутимой жизнью, обитающей среди людей. Это расколдованный бог, отпрыск заколдованного. Он не тот великий Бог, который был, есть и будет; но в известном смысле он его откровение. Отец спокойно пребывает в сокровенном; для человека из собственной его души рождается сын. Тем самым мистическое познание является реальным событием в мировом процессе. Оно есть рождение бога, событие столь же действительное, как и любое природное событие, только на высшей ступени. В этом и заключается великая тайна Миста, что он сам создает своего бога; но перед этим он подготовляется, чтобы также и признать этого им сотворенного бога. У немиста отсутствует ощущение отца этого бога. Ибо отец покоится, заколдованный. И девственнорожденным кажется сын. Кажется, что душа родила его, не будучи оплодотворенной. Все прочие ее порождения зачаты от чувственного мира; там отец видим и осязаем. Он обладает чувственной жизнью. И только единый бог-сын зачат от самого вечного, сокровенного бога-отца.

Греческие мудрецы до Платона в свете мудрости Мистерий

Многочисленные факты свидетельствуют нам о том, что философия греков стояла на той же духовной почве, что и мистическое ведение. Великие философы только тогда понятны, если подходить к ним с чувствами, усвоенными из наблюдения над мистериями. С каким благоговением говорит о "тайных учениях" Платон в "Федоне": Сдается, что те, которые учредили для нас посвящения, вовсе не дурные люди, но они давно уже дают понять нам, что если кто непосвященным и неочищенным спустится в преисподнюю, тот погружен будет в тину, очищенный же и посвященный, придя туда, обитает с богами. Ибо, как говорят имеющие дело с посвящениями, тирсоносцев много, но мало истинно вдохновенных. Эти же последние, по моему мнению, не иные, как те, кто правильным образом изучали мудрость; и я старался по мере сил и возможности сделаться одним из них". Так говорить о посвящении может только тот, кто вполне подчинил свои стремления к мудрости тому воззрению, которое вырастало из посвящений. И без сомнения, на слова великих греческих философов упадет яркий свет, если мы осветим их, исходя из мистерий.