Месть еврея

— Довольно об этом печальном событии, не будем бо­лее говорить о прошлом и забудем его. Мы любим друг друга и довольно. А теперь идем, нас ждет Антуанетта.

Со дня свидания с Раулем силы Руфи быстро осла­бевали и вскоре она не могла уже вставать с постели. А между тем полное душевное спокойствие и горячая вера в Бога не покидали ее ни на минуту. Чувствуя приближение смерти, она пожелала причаститься и дол­го беседовала с отцом фон-Роте, удивляя его набожно­стью и раскаянием.

По уходе священника Руфь протянула руку мужу, кото­рый, опираясь о спинку кровати, стоял бледный и мрачный.

— Сядь здесь, Гуго, и дай мне свою руку. Я так счастлива, когда чувствую, что ты возле меня, а веки кажутся мне тяжелыми, я не всегда могу их поднять.

Вельден молча подвинул кресло к кровати и пожал холодную, влажную руку больной. Сердце его было пре­исполнено скорби: доктор сказал ему, что она не пережи­вет ночи. После минуты молчания Руфь открыла глаза.

— Все прошлое воскресает в моей памяти,— прошеп­тала она с улыбкой.— Я вижу теперь, как мало ценила я счастье, которое давал мне Бог. Я вспомнила следую­щий после Эгона день, когда проснулась ночью, уви­дела тебя с участием и тревожно склонившегося надо мной, невыразимое счастье охватило тогда все мое су­щество... Я думаю, что если б я терпеливо и покорно старалась привлечь твое сердце, я бы преуспела в этом.

Вельден вздрогнул, и лицо его покрылось бледно­стью. Он вспомнил ту ночь, когда, наклонясь над бед­ной матерью и убаюкивая ее притворной любовью, вы­ждал удобного момента влить ей усыпительные капли, чтобы, пользуясь ее сном, похитить ребенка.

— Что с тобой, Гуго? Я не хотела делать тебе уп­река, вызывая это воспоминание,— прошептала Руфь, и руки ее, лежавшие сверх одеяла лихорадочно дрожали.

— Бедная женщина! Я принес тебя в жертву своему эгоизму! Прости и молись за меня в том мире, когда просветленным духовным твоим взорам откроются мои поступки, и ты поймешь, как виноват я перед тобой!

— Всегда, всегда я буду молить за тебя Бога. А те­перь, Гуго, моя последняя к тебе просьба, которую я давно не решалась высказать. Поцелуй меня перед смер­тью. Мне кажется, что твой поцелуй смоет с меня пят­но позора и запечатлеет наше примирение.

Со слезами на глазах наклонился он к ней и нежно прижал свои губы к устам умирающей. С неожиданной силой Руфь поднялась и обвила руками шею мужа, ее большие черные глаза блестели лучезарной радостью, а щеки покрылись румянцем, и на минуту придали ей блеск прежней красоты. Но вдруг ее тело дрогнуло, руки распались, легкий вздох приподнял ее грудь и за­тем голова безжизненно запрокинулась. Руфи не стало.