Маски иллюминатов

Кошмар, от которого человечество должно пробудиться. Начался, когда первые обезьяноподобные Финнеганы или Голдберги в благоговейном ужасе прятались от Того, Кто Гремит С Небес. «Страх — отец богов»: Лукреций. В самом деле, Панфаге. Я сказал: не буду служить. Яркая звезда, сын утра, человек в обличье сокола, поднимающийся из лабиринта:

Когда все ползали, молились и стенали,

Стоял я гордо и бесстрашно.

Нет, им не удастся меня запугать. К чертям пангенитора, панургию и панфаге: да здравствует великий панкрестон, Природное Явление. Да пребудет оно ныне и присно и во веки веков.

Подростком я пытался полюбить Бога, но не смог. Отказавшись от всех этих детских игр, я попытался полюбить женщину — и смог. Помогите же мне разгадать эту загадку, вы, охотники за тайнами!

Но: от самого озера Лох‑Несс, через всю Европу шел за мной Древний Искуситель. Мировые линии пересекаются, переплетаются: Рогатые чудища: Шекспир, я, зеленщик из соседнего дома. Выползло из озера. «О Боже святый, сказал брат Игнатий»?

Описать, как Эйнштейн, или Хантер, встречает сирен в баре для рабочих.

Два. Три. Четыре. Звон колоколов церкви Фраумюнстер говорит нам о том, что в линейном времени наступает утро. Ганс вылезает из кровати любовницы любовника своей жены. Как много чудовищ скрывается среди нас.

Возможно, я вижу больше оттого, что у меня слабое зрение. Слепота как высшая форма зрения: еще один парадокс. Неисчерпаемая модальность вещей, которые можно увидеть с двух сторон. Парадокс, каламбур, оксиморон: и все ирландские быки беременны. Ed eran due in uno e uno in due — то, из‑за чего восемь столетий назад начались войны, навеки запечатлено в словах Данте[52]. Два в одном, одно в двух.

XXIII

В ту ночь сэру Джону приснился очень необычный сон. Проснувшись, он по привычке потянулся за своим дневником, но вдруг обнаружил, что не в состоянии описать словами ни один из тех фрагментов этого запутанного сна, которые все еще сохранялись в его памяти. Он написал:

Очень странный сон. Я будто бы виновен в смерти отца, но в то же время это отцеубийство является, по крайней мере символически, частью посвящения. Вдобавок все это перемешано со стишками Матушки‑Гусыни и символикой ордена Святого Георгия.

Спустившись, чтобы позавтракать, сэр Джон заметил среди утренней почты конверт, на котором прыгающим, дрожащим почерком был выведен знакомый обратный адрес: «Общество распространения религиозной истины». Он схватил конверт, быстро распечатал его и прочел: