Что‑то ты чересчур жесток, отец, сказал Эйнштейн. Хиросима… Нагасаки… Нью‑Йорк… Эйнштейн с ужасом смотрел на вздымающееся пламя. Сколько это уже длится? Ты и твои свинские книги, сказала Лючия Джойс. И твои подвязки подвязки подвязки. Идеи разбиваются на атомы восприятия, пробормотал Джойс. Должен же это когда‑нибудь кончиться. Или мы очутились в Бесконечности? Из люка вылез Адам Вейсгаупт в остроконечном колпаке звездочета, украшенном изображением глаза в треугольнике. Трудись, масон, пропел он, воздвигай Храм! Это ад. Сейчас нас всех раздавит. Плаваем в пустоте, сказал Эйнштейн, сила тяжести равна нулю. Релятивизм инструмента. Это скоро кончится. А если нет? Но Иерофант Кроули ударил в пол одиннадцать раз своим Жезлом, декламируя нараспев: Никто не Виновен, никто не Прощен; Делай, что Хочешь: вот весь Закон! Расколите череп, завыл в бреду Вейсгаупт. Меч к бою! Да будет земля уничтожена, а небеса прокляты. Все вокруг ложь, хотя и божественная! Я умираю. Нам отсюда не выбраться. Аромат роз и клевера там, где никогда не светит луна. О'Нил видел нижнюю юбку королеву Молли, сказал Джойс и засмеялся. В конце концов, это было не так уж плохо. Мы плаваем в пространстве, превратившись в гениталии. Джойс превратил себя в голубую книгу, распался на атомы, вычленил себя из бытия, размножился и воплотился в миллионах библиотек. Фу‑фу, сказал сэр Талис. Чую кровь англосакса. Бэбкок рассмеялся. И этого‑то я боялся? Картинки из детской книжки? Убирайся, спокойно сказал сэру Талису Джойс. Ты всего лишь один из фрейдистских символов. Eutaenia sirtalis, обыкновенная подвязочная змея. Сэр Талис, подвязки — теперь вы понимаете, Бэбкок? Эту змею еще называют райской. Отсюда и образы рая в ваших снах. Ей‑богу, Джойс, сказал Эйнштейн с лицом доктора Ватсона. Как вы это делаете? Элементарно, Эйнштейн, ответил Джойс с лицом Шерлока Холмса. Через окно влез доктор Карл Юнг. Действительно, этот фрейдистский анализ позволяет обнаружить истину, сказал он, но отнюдь не всю. В гностических культах змея — символ бессмертия и перерождения. В представлении примитивных народов змея рождается заново каждый раз, когда сбрасывает кожу. Из глубин подземелья в Сен‑Жиле Страшный крик разнесся на мили «О, боже святый! — Сказал брат Игнатий, — У епископа ведь геморрой!» Das Buck ist ein Schwein[73], обвиняющим тоном сказала Нора. Нам нечего жрать, а он пишет о подвязках. Видите ли, — беспокойно сказал Джойс, — я считаю фетишизм самой древней религией. — 193 —
|