|
Я чувствовал себя так, словно причина ее слез - во мне. Да, на этот раз я был мучителем - кто как не я заставил бедную мать встать посреди ночи, кто заставил слушать, как кричит и корчится в страшных муках ее родное дитя… Хотя все эти крики и бесили меня, сердце мое разрывалось совсем не так сильно, как разрывалось сердце Катерины. Я мог запросто от них отстраниться, отключить ту часть своего мозга, которой осознавал страдания ребенка. И сейчас я учил Катерину сделать то же самое. Я учил ее стать похожей на мужчину. Возможно, в том состояла месть моего подсознания. Днем Катерина заставляла меня походить на женщину: понимать настроение и потребности ребенка так же, как это делает она. Дневные часы определенно принадлежали Катерине. Но посреди ночи настал мой черед. Я заставлял ее читать те места в книгах, которые подтверждали мою правоту, я предъявлял ей письменное доказательство своих слов: не следует бросаться к ребенку всякий раз, когда он плачет, надо ожесточиться, привязать себя к мачте и терпеть стенания ребенка, чтобы он смог научиться засыпать самостоятельно. Но хотя Катерина и проявляла абстрактную готовность к восприятию этой идеи, осуществить ее на практике не удавалось. Хоть с какой-то стороны я мог показать себя лучшим родителем, чем Катерина. Было нечто, дававшееся мне легко, а ей вовсе недоступное. Есть, наверное, какая-то ирония в том, что у меня открылся талант не обращать внимания на детский плач. Но мне требовалось найти в этом положительную сторону, и я ее нашел. Гораздо лучше, чем у Катерины, у меня получалось лежать на кровати и ничего не делать. Поэтому в 3:56 я сочувственно спросил, как она - терпит ли? - Да! - рявкнула она, раздраженная моим покровительственным тоном. - Я знаю, как это трудно, - продолжал я самым понимающим голосом, - но позже сама будешь рада, что я убедил тебя так поступить. - Она не отвечала. - Попробуй проявить силу. Ведь, в конечном счете, мы это делаем во благо малышу. И тут случилась вопиюще несправедливая вещь. Катерина со мной согласилась. - Знаю. Ты прав - мы должны взять верх. - Что? - испуганно переспросил я. - Так не может продолжаться каждую ночь. Этот ребенок меня измочалил. Мы должны победить его. А вот этого я совсем не ожидал. Я-то думал, что Катерина подскочит и кинется к коляске с невнятным лепетом: "Прости меня, Майкл, я не такая сильная, как ты. Я не могу удержаться, прости…" Надо было удержать свой статус строгого родителя. - Я не стал бы возражать, если бы ты к нему подошла. - Нет. Мы должны стать сильными. — 37 —
|