Лучше для мужчины нет

Женщины постарше в причудливых шляпках обменялись одобрительными улыбками, и даже священник присоединился к общему веселью, желая показать, что церковь - вовсе не обязательно серьезная скука. Я хлопал как мог, учитывая, что у меня на руках девятимесячный ребенок. Шум возбудил младенца, и он упоенно хихикал, восторженно дергал ножками и размахивал ручками, демонстрируя свое одобрение. Катерина подняла Альфи, чтобы он мог видеть, как жених и невеста целуются - несколько более страстно, чем принято. Ведь священник сказал: "Теперь вы можете поцеловать невесту", а не "Теперь вы можете заснуть язык в горло невесте и стиснуть ей правую сиську".

Приглашение на свадьбу стало настоящим потрясением: на мой мобильный телефон пришло сообщение от человека, которого я не видел несколько месяцев. Джим женился на Кейт. Человек, с которым я жил, женился на девушке, с которой я чуть не переспал. Возможно, мне следовало сообщить об этом служителям, спросившим на входе в церковь, с чьей я стороны: жениха или невесты. Пусть бы сами решали. Но привыкнув к мысли об этом союзе, я порадовался за обоих. Они были идеальной парой: она много зарабатывала и много работала, а он много тратил и не работал совсем. Есть что-то безнадежно романтичное в свадьбах: невольно думаешь, что уж эта пара будет счастлива вечно. Даже когда Генрих VIII женился в шестой раз, собравшиеся, наверное, думали: "Ах, наконец-то истинная любовь, и он ведь твердо обещал не рубить ей голову". Но глядя, как Джим и Кейт идут по проходу, я думал, сколь микроскопическое представление имеют они о тех проблемах, что их ждут.

Состояние моего собственного брака за последние девять месяцев медленно улучшалось. Мы воспитывали малыша по имени Генри; по неведомой причине имена наших детей повторяли имена сироток из викторианской исторической драмы. У Генри были голубые глаза и светлые волосы. Ни у меня, ни у Катерины нет и намека на белёсость, но памятуя о ее выходке в родильной палате, я предпочел воздержаться от выяснения, кто же все-таки отец ребенка. События, сопровождавшие его рождение, со временем расплылись туманным пятном. Радость от мысли, что это все-таки мой сын, смешалась с гневом на Катерину - зачем она пропустила меня через эмоциональную мясорубку. Где-то в глубине души я даже был разочарован, что она оказалась не такой двуличной, как я, и роль единственного отрицательного персонажа так и осталась за мной. Многие годы я наблюдал, как Катерина дурачит людей и выкручивается из безнадежных водевильных ситуаций, но все равно оказался неподготовленным к ловушке, которую подстроила она для меня в день рождения Генри. Я поинтересовался у Катерины, что она стала бы делать, не вернись я и не согласись стать отцом ребенка, которого считал сыном Клауса. Катерина ответила, что тогда переехала бы к настоящему отцу Милли и Альфи. Я смеялся долго, громко и малоубедительно.