|
Поразмышляв над этой гипотезой, я пришел к выводу, что теория имеет маленький изъян. Я сам отвез Клауса в аэропорт, а он прислал мне благодарственную открытку из Мюнхена. К чему с таким тщанием заметать следы? Да и Катерина ведь рассказала мне об измене - хотя если б дело обстояло хуже, разве стала бы она молчать? Итак, Катерина однажды потрахалась с мальчишкой из соседнего дома. Можно ли простить ее за это? Что хуже: ее измена или мой долгий обман? Разве не оставлял я ее одну ночь за ночью? Обида растаяла так же стремительно, как и возникла. Словно лифт намеренно заставил меня ждать, позволяя подумать над случившимся. Я представил, как мы с Катериной и детьми в пижамах сидим, тесно прижавшись друг к другу у телевизора; представил, как доверчиво смотрят на меня Милли и Альфи. И я заплакал. Разве дети заслужили это? Как мы дошли до такой жизни? "Простите меня, Милли и Альфи". Все рухнуло, и слезы вырвались из меня, словно из прохудившейся трубы; давление, распиравшее меня изнутри, наконец пробило брешь. Я повернулся к доске объявлений, пытаясь взять себя в руки. На доске висели фотографии - крохотные недоношенные малыши, цеплявшиеся за жизнь в кислородных камерах, а рядом - они же два года спустя, здоровые и цветущие. И я снова заплакал. Я беспомощно рыдал, открыв шлюзы на полную - пусть выльется все. За спиной двери лифта открылись и закрылись. Взяв наконец себя в руки, я повернулся к лифту и нажал кнопку. В кабине стоял тощий старик в болтающейся мешком грязной пижаме. Он был таким изможденным, что я бы совсем не удивился, если б, оттолкнув меня, внутрь заскочила старуха с косой - выкрикивая, что она и так припозднилась. Трясущееся тело старца удерживал специальный каркас, усеянная пятнами кожа туго обтягивала скулы. - Вы заходите или нет? - спросил старик. Через несколько лет мой отец будет выглядеть вот так же - одиноким и больным. Одна дурацкая интрижка в тридцать с лишним лет, и после - вся жизнь в поисках любви. - Так вы заходите или нет? - повторил старик. - Не могу я весь день ждать. Он еще и спешит? - Простите! - сказал я, повернулся и ушел прочь. * * * Кровать Катерины по-прежнему загораживала зеленая занавеска. - У него есть, - сказал я, оказавшись рядом. Катерина недоуменно посмотрела на меня. Глаза у нее все еще были красные. - Что? - Ты сказала, что у этого мальчика нет отца. Но у него есть отец. Я. Катерина приподняла брови, что я воспринял как знак продолжать. - Это брат Милли и Альфи, так почему я не могу быть и его отцом? Его родила женщина, которую я люблю. Я не бывал дома ради двух собственных детей, но теперь всегда буду дома ради этого, третьего. Обещаю, Катерина. Позволь мне выполнять не только приятную, но и тяжелую работу. Я знаю, каково детям, когда их оставляет отец. Разреши мне стать ему отцом, позволь доказать, что я способен быть хорошим отцом для Альфи и Милли. — 152 —
|