|
Санитар отдернул занавеску, чтобы поставить поднос с едой. - Простите, вы не могли бы дать нам минутку? - И я задернул занавеску. - Катерина, я буду дома, когда тебе скучно; буду с тобой, когда тебе все надоест и захочется поплакаться; я буду рядом, когда тебе понадобится сочувствие, а не только советы. Я буду дома, когда ты станешь с ума сходить от беспокойства за ребенка, и даже если сам я решу, что причин для беспокойства нет, я никуда не уйду и стану слушать тебя. Я буду играть с ним в бесконечные игры и делать вид, что мне нравится разбрасывать по полу пластмассовые фигурки. Я буду дома, даже когда не останется никаких дел. Мы просто будем вместе, потому что раньше я не понимал, что время, проведенное вместе с семьей ценно само по себе, и отныне я всегда стану планировать часы для ничегонеделания. Теперь я все понял и сумею исправиться. Катерина молча смотрела на меня. - Вы закончили? - спросил санитар через занавеску. - Да, спасибо, - сказал я и забрал у него поднос. - Это мясное карри. - Мясное карри. Замечательно. Ее любимое. Лицо Катерины не изменилось. Я ждал. - Не хочу, - наконец сказала она. Я ощутил внутри себя пустоту. - Но, Катерина, ты должна дать нам еще один шанс. - Я не об этом. Не хочу мяса. Ты не посмотришь, есть у них салат или что-нибудь в этом роде? - Одну минуту. Сначала разберемся с предыдущим вопросом. Ты собираешься воспитывать мальчика одна, или мы будем делать это вместе? - Ты можешь меня простить? - медленно сказала она. - Вот так, просто? - Ну, вообще-то я надеялся заключить сделку. Найдется хотя бы маленький проступок, который можешь мне простить ты? Впервые после нашего расставания я увидел ее улыбку. Лишь блеклое подобие прежней улыбки, но, подобно, слабому всплеску на кардиограмме, тень эта свидетельствовала - жизнь еще теплится там, где я ее уже похоронил. - Но ты не сможешь забыть, что это не твой ребенок. - И что с того? Ты ведь права - меня никогда не было дома. А теперь не будет и Клауса - так почему ты должна опять оставаться одна? - Ты и правда готов воспитать чужого ребенка, как своего собственного? - Малыш никогда не узнает, что он наполовину немец. А как тебе нравится имя Карл-Хайнц Адамс? Звучит, да? И Катерина опять улыбнулась - на сей раз по-настоящему. - Майкл, ты должен осознать, что даже если мы попробуем снова, отношения наши все равно не станут прежними. Я не смогу, как прежде, полностью доверять тебе. Что-то ушло навсегда. Я кивнул, с волнением гадая, на какую сторону ляжет монета. - Ты был эгоистичен, инфантилен, лжив, невнимателен, равнодушен и зациклен только на себе. — 153 —
|