|
Иными словами, так проявилось и развернулось неантагонистическое, но, с моей точки зрения, очень специфическое именно для социализма, и особенно для этой фазы его развития, противоречие между творческим и рутинным трудом. Значительная часть КПСС, традиционно в значительной степени выражавшая интересы именно рутинного труда (рабочего класса), заняла в общем невнятную и двойственную позицию по отношению к столь же невнятной, спонтанной и плохо продуманной перестройке. Увы, к сожалению, как это часто бывало в истории, энергию обновления обратили в свою пользу силы реакции, и вместо того, чтобы подняться на новую ступень социального развития, наше общество и наша страна низверглись в инферно капитализма. К власти пришли негодяи, разворовавшие и разрушившие могучую державу. Вслед за путаным 1991 годом, в котором причудливо переплелись элементы антибюрократической революции и стремительно крепчавшей контрреволюции, переходным периодом 1991–1993 годов, который был потенциально наполнен возможностями возврата на социалистический путь развития, пришел кровавый 93-й, и контрреволюция окончательно восторжествовала. Мы, кстати, не имеем сколько-нибудь внятной теории контрреволюций. Но история учит нас, что после английской, французской и других революций контрреволюции, реставрации и прочие временные отступления происходили практически всегда. Так что ничего сверхъестественного с нами не произошло. Просто мы должны понять и описать закономерности этих процессов и попытаться предотвратить их в будущем. Итак, констатируем. К сожалению, наши (советские) социальные науки в нужный момент не дали нужного ответа на вызовы времени. А если такие ответы и давались, то они не были услышаны ни тогдашней властью, ни обществом. Я далек от того, чтобы здесь заниматься самобичеванием. Все мы хорошо знаем, как трудно в условиях советского социализма было развивать политэкономическую науку, а не просто заниматься повторением уже пройденного. В СССР, начиная со Сталина, появилась одна весьма интересная с научной точки зрения проблема, которая впоследствии превратилась в огромную проблему для всего общества и оказалась весьма разрушительной для государства. При Сталине научно-концептуальное и организационное лидерство еще можно было считать совпадающим в одной личности, как бы кто к нему ни относился. Однако затем организационные лидеры компартий перестали быть лидерами научно-концептуальными, они перестали производить свой собственный интеллектуальный продукт, к примеру, в области политэкономии или философии. Ни Хрущев, ни Брежнев, ни Андропов, ни Черненко не были способны к подлинной теоретической работе, да и не стремились к ней. — 291 —
|