|
- Сохма, мудро ли поступаете вы с сестрой, пытаясь объяснить нашему гостю такое множество сложных вещей? - Зачем же скрывать истину, отец? - Сын мой, Филос должен вернуться на Землю, так суждено. Он не может знать этих вещей, а то, что он слышит о них или видит их, ничего не значит. У него пока нет способностей, достаточно развитых для того, чтобы знать все это, и ни ты, ни я не можем постоянно вводить наше знание в его душу. Иисус из Назарета, если он не входил в души своих слушателей, как в храм, не мог ничего сообщить им. Каиафа, первосвященник, и все евреи слушали Спасителя ушами своими и видели деяния его, однако были слепы и глухи и не понимали. Но в тех, кто был его учениками и последователями, он входил, и только тогда они видели, слышали и применяли это знание. Учитель пробудил в них Дух, и они следовали Слову так же, как Иисус следовал ему. Мир же читал напечатанное Слово в течение многих веков, и хотя многие уверовали, однако, ни на кого, да, ни на одного не сошел Дух, как это было с Павлом. То, что ты хочешь передать Филосу, придет к нему в астральной форме лишь тогда, когда он начнет тосковать по Гесперу так же, как сейчас тоскует по Земле, притягивая к себе свою земную астральную оболочку. И тогда, не помня о Пертоце, не помня о нас, он все же станет говорить, излагать обрывки своего оккультного знания и страдать. Страдать оттого, что некоторые из его слушателей будут очарованы, у некоторых это вызовет недоверие, но никто, и он сам в том числе, не способны будут объяснить или понять все до конца. - Да, отец мой, ты говоришь мудро, - согласился Сохма. - Однако, позволь мне заметить, что он будет изрекать Истину. Истина же могущественна и все преодолеет. Даже если в то время она не будет правильно понята, тем не менее, она побудит говорящего и слушающего к какому-то действию. Мысли суть вещи, ибо все вещи суть мысли. Даже камень - это мысленное представление Вечного Духа, и камень, видимый обычными глазами, есть ничто иное, как внешнее проявление идеи. Если тогда Филос будет думать и его слушатели также задумаются над тем, что он произнес, то это станет действием, налагающим ответственность на совершившего его. Незначительная мысль и незначительный поступок, несомненно, завершат свою карму в той жизни, в которой были произведены. Но если мысль или деяние значительны, они сделают своего автора собственным наследником, и что тогда? Теперь я обращаюсь также и к тебе, Филос: наследник своих собственных поступков обнаружит, что его деяние стало частью общей великой кармы человеческой расы, и он сам ответствен за его результаты, потому что, «доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все».* (* Матф. 5:18) Только так сможет Филос снова вернуться к нам. — 218 —
|