|
Мне ль не знать, КАК прорва это делает! Как она нашептывает самому добродетельному номенклатурщику: «Может, при постиндустриальной реформе коммунизм и сохранится, только вам в этой реформе места нет! Кургинянам хотите место уступать?» Номенклатурщик не хочет. Он свой «космос» хочет защитить. Свой основательный, сухой, достойный мир. Мир брежневских респектабельных бормотаний. Он понимает, что ему угрожает прорва. И что защититься от нее можно только призвав обновительное начало. Но пусть оно отработает и поскорее уйдет! Царь не может без Столыпина, но Столыпин опаснее Савинкова. А главное — абсолютно чужд. Даже Столыпин, успокаивающий бурю. А как же чужд тот, кто призывает наполнить бурей свои, а не чужие паруса. «Ну, наполним, ну, выплывем…. А куда, к такой-то матери, приплывем?» И тогда рождается мысль — а может, лучше с прорвой договориться? Это абсолютно метафизический — и абсолютно политический одновременно — сюжет. Политически он выглядит так: «Да, приходит этот самый Кургинян к нам в ЦК КПСС или в другие инстанции. Да, искренне хочет помочь и что-то может. В нем есть энергия, а в нас нет. Но это же чужая энергия! Может, лучше сдаться демократической прорве? Она, рано или поздно, провалится. Мы успеем освоиться с новой, аппетитной ситуацией. Мы — соль земли, управленцы. Прорву мы заагентурили крепко. А этот Кургинян… Вон, как руками размахивает… Хорошо бы, чтобы он прорву уделал, она его, а мы… Спокойненько, деловито… Но если так не получится, то, может, прорва лучше, чем сабля?» Я наблюдал это в бесконечных вариациях в конце 80-х годов. И потом — тоже. Обсуждаешь целеполагание… А взбешенный разговором о каких-то целях номенклатурщик постсоветского образца вдруг взрывается: «Голубчик, ты помоги взять власть! А как ею распорядиться, я и без тебя знаю». Можно пожать плечами и сказать, что просто очень не умен человек и потому власти не возьмет. А можно и повнимательнее присмотреться. Зюганов, гоняясь за троцкистами, что защищает на самом деле? Он с Троцким борется? Он с энергией борется. Для него любая энергия — троцкистская. Он — в оппозиции, вдумайтесь. Не у власти! Чего он больше всего боится? Революционного духа как такового. К чему призывает? К неизменности сущего, не позволяющей его партии на что-то рассчитывать. Это не загадка, не странность? Пиама Павловна с помощью греков еврейский хилиазм зачищает? Она энергию зачищает. Уже не коммунистическую, а христианскую. Деэнергетизация развития — вот как это называется. А поскольку энергия развития — это история, то речь идет о деисторизации развития. — 278 —
|