|
По комнате ходят люди, двигают мебель, кто-то, видимо, новый муж, о чем-то робко спрашивает Дину. И я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать: «Только, смотри, никогда не болей!» К нему я испытываю двоякое чувство: жалость — «Ну и вляпался же ты!», и злорадство: «Хотел бы я на тебя посмотреть, окажись ты в моей шкуре!» — но смолчал. Я знаю, что если скажу хоть слово, то уже не смогу владеть собой, и уж тогда натворю глупостей. Ярость и напряжение воли, сдерживающее ее, с катастрофической быстротой поглощают остатки сил, которые еще теплятся во мне. Так и стою у окна, вцепившись пальцами в подоконник и сжав до боли зубы, пока не вынесли все вещи. Тогда оглядываю комнату — она стала еще пустыннее, одиночество — невыносимей; от пыльных плешин на полу, где стояла мебель, веет враждебностью, чем-то очень чужим, они оскорбляют, не дают утихнуть гневу, навязчиво лезут в глаза, нагнетая своим видом чувство безысходности… На этажерке, где была стопа Сережкиных книг, осталось четыре книжки. На них лежит небрежно брошенная тетрадь со стихами. Подхожу. Это те книжки, что привез из Москвы в этот раз. Их я не успел прочитать Сергею. Она их не взяла, хочет, чтобы ничто не напоминало ему об отце. Раскрываю тетрадку: Дождик, дождик, Динь-динь-ди… Я вдруг вижу Сергея, скачущего в одних трусиках под веселым, шумным дождем… Это было вскоре после нашей первой рыбалки. С самого утра парило. После обеда пышные белые облака собрались в тяжелую темную тучу. Она надвинулась на солнце. Но духота не проходила. «Пуф!» — в пыль упала тяжелая капля. За нею другая, третья и по крыше, по земле, по листьям защелкала жидкая картечь. Запахло мокрой пылью. За пестрой клушкой со всех ног улепетывали в курятник цыплята. Где-то зашумело, тревожный шум быстро надвигался и вдруг накатил, побежал дальше спорым, теплым, почти отвесным дождем. Сергей, в одних трусиках, выбежал под дождь, заскакал по лужам, без конца приговаривая: — Дождик, дождик, поливай! Дождик, дождик, поливай!.. Мне быстро приелась эта песенка, захотелось сбить ее монотонность, и я прокричал: — Дождик, дождик, динь-динь-ди, нас водичкой напои! Сереже понравилось, он сразу подхватил. Я чувствовал, как сам собою выплясывается стишок. Сделав доброе дело, дождь быстро стихал. Из-за тучи выглянуло солнце, в его лучах алмазными нитями мелькали редкие дождинки, они рождали в лужах большие бульбы, монотонно выбивали по ведру, висящему на штакетнике: «бим-бирим-бирибим-бим-брим…» — Хватит, дождик, хватит, уходи! — кричал Сережа и махал руками. — Пусть теперь солнышко будет! — 80 —
|