|
19 июля. Среда 12 июля в библиотеке, поскользнувшись на лестнице, я упал и сильно ударился, рёбра не поломаны, но сильный ушиб. Теперь уже хорошо, хожу свободно, хотя бок ещё болит. Получил на две недели «отпуск по болезни». Вчера я писал труднейшее и длиннейшее письмо в Индию. О положении в Обществе, о собирании картин, об обмене книгами с Россией и о Гаральде. Гаральд и Юпатов загорелись собиранием работ латышских художников. Иногда с Юпатовым идёт Гаральд, иногда я, иногда – Юпатов один. Юпатов почти каждый день приходит к Гаральду, и они обсуждают планы. Я неоднократно просил Гаральда не разрешать Юпатову ходить одному туда, где ему пришлось бы самому выбирать. Ведь сколько раз я просил, и всё же вижу, что Юпатов опять где-то был один! Там, где он был один, он неизменно выбирал весьма посредственные, мрачноватые работы. У меня есть веская причина ему не доверять, к тому же он совершенно недуховный человек, как же можно доверяться ему в деле формирования нашей святыни? Какие тяжкие были у меня разговоры с ним, с каким упрямством приходилось сталкиваться! Сколько раз Н.К. предупреждал относительно Юпатова. Мне нравится его самоотдача в труде и то, что он не обижается, ибо несколько раз его ругали, критиковали его картины и т.д., и всё же остаётся в нём нечто загадочное. Как бы то ни было, до сих пор наши беседы были спокойными. Но сегодня, когда я начал разговор о неудачной картине Милта – опять угрюмый выбор Юпатова, Гаральд обрушил на меня такой град упрёков, что мне трудно было даже защищаться, целых два часа я пробыл у него в квартире и слушал его раздосадованный голос, ушёл от него совсем больным. Такие контакты с ним совершенно съедают психическую энергию. Сегодня он сказал, что у него феноменальная память и он её использует, чтобы помнить каждую мелочь в моей деятельности, которую он чаще всего понимает превратно. Как же Гаральд на всё это способен?! Я его почти никогда не укорял, единственно делал замечания, возможно, в присутствии других, что он любит упрекать и осуждать. Но это ведь факт![136] Когда я переехал из Риги в Меллужи, весьма скоро явились ко мне Блюменталь и Гаральд, который привёз письмо Н.К. На этот раз Гаральд был каким-то преображённым, сказал, что сам решил прервать контакты с Юпатовым и т. д. Опять было легко с ним говорить, по-человечески. Удивительный человек. Так или иначе, опять, как обычно, письмо я смягчу и напишу только самое лаконичное, ведь как же мне писать о друзьях <такое>?! Единственно я хочу намекнуть, чтобы в Индии знали, что Гаральд, характеризуя людей, часто преувеличивает: или крайне осуждает, или хвалит. Так он ущемил многих. Представляет ли он, что значит для члена Общества узнать, что в глазах руководителей он ставится низко? Даже если он сознаёт себя невиновным, всё же чувствовать себя будет прескверно. Где же правдивость? — 276 —
|