|
— О любви говорите, а там чай стынет, — недовольно сказала Маша. Она стояла на повороте садовой дорожки, теребя переброшенную на грудь косу. Беневоленский рассмеялся. — Маша, вы — чудо! Извините, что я так запросто, но вы такое прекрасное доказательство абсурдности всяческих мрачных догм, что по-иному вас и не назовешь. Подхватив юбку, Варя быстро пошла к дому. Напряженно выпрямленная спина ее выражала глубочайшее презрение и, как вдруг показалось Аверьяну Леонидовичу, глубокую женскую обиду. Он смущенно покашлял и двинулся следом, а Маша, серьезно глядя на него, ждала, пока он подойдет. А когда он поравнялся с нею, сказала очень решительно: — О любви не смейте говорить, слышите? Ни с кем! И опрометью бросилась в дом, высоко, по-детски взбивая коленками подол легкого платья. За чаем все весело подтрунивали над Федором: после бани он постриг бороденку и клинышек ее торчал как запятая. Дети прыскали в ладошки, да и взрослые с трудом сдерживали смех, а Федор сердился. Владимир к столу не вышел, сочтя за благо отоспаться. А слегка помятый Сергеи Петрович пришел, чуточку запоздав, и благодушно додремывал в кресле. — У вас чудно, чудно! — восторгалась Полина Никитична. — Удивительно ароматное варенье и покоряющая непринужденность. — Ваши комплименты, тетушка, несколько напоминают перевод с иностранного, — улыбнулась Лизонька. — Я от чистого сердца, голубушка Варвара Ивановна. От чистого сердца! — Я так и поняла, Полина Никитична, — серьезно сказала Варя. — У нас сегодня день открытых сердец. — Прекрасная мысль, — подхватила Лизонька. — Открытые сердца — редкость, не правда ли, Аверьян Леонидович? Что это вы примолкли, как побритый… О, простите, Федор Иванович, я оговорилась. Я хотела сказать — как прибитый. — Я понимаю, это тоже перевод, — проворчал Федор, покраснев. Он побаивался смотреть на Лизоньку, а если и поглядывал, то тогда лишь, когда был уверен, что она этого не заметит. А так как смотреть на нее ему очень хотелось, то он все время боролся с собой и мрачнел еще больше. — Ваше сердце не пытались сегодня открыть, Аверьян Леонидович? — Оно у меня всегда открыто, Елизавета Антоновна, — нехотя отшутился Беневоленский. — Причем настежь: там всегда сквозняк. — Смотрите же не застудите его, ветреный мужчина. — А я забыла во дворе книгу. — Маша внезапно вскочила. — Успеешь взять потом, — сказала Варя. — Успею, но она отсыреет, — резонно пояснила Маша и вышла. — 68 —
|