— Квартиру снял, вещи из Новгорода перевез, новую армейскую форму доброму портному заказал. — Толковый ты парень. — Батюшка расщедрился, червонцем отблагодарил его, разрешил сегодня с дворней мое рождение отметить, но чтоб завтра же во Псков отправлялся. Следом за Савкой из Антоновки Архип и мамка моя Серафима Кондратьевна примчались с поздравлениями. Архипа батюшка к дворне праздновать отправил, а кормилицу к семейному столу пригласил: — Чай, не чужая ты нам, Кондратьевна. К столу тому праздничному и меня в креслах усадили. Доктор разрешил. А того ради пишу о сем, что тем же днем милая моя кормилица шепнула наедине, как бы совершенно между прочим: — А соседи-то наши, графья, слыхала я, в Париж уехали. Говорят, дочка их, Аннушка, уж так рыдала, так убивалась… Защемило сердце мое, в железных тисках защемило. Прощай, стало быть, Аничка, любовь моя единственная. На веки вечные прощай: родитель твой нашего с ним барьера никогда не переступит… Невеселый, ох, совсем невеселый день рождения у меня в Опенках оказался… А тогда, в Кишиневе — особо веселый и особо памятный. Вечером Александр Сергеевич пожаловал. Раньше Раевского и — в полном мажоре. Обнял меня, расцеловал в обе щеки. — За стол, Сашка, за стол, не пристало нам опаздывающих майоров дожидаться. Ну, пробку — в потолок, именинник! Открываю я шампанское, разливаю. А Александр Сергеевич из кармана бумагу достает и читает мадригал, мне посвященный. — Осьмнадцать лет! Румяная пора… (Приписка на полях: Увы, пропало то стихотворение, как, впрочем, и три других, мне посвященных. Не моя в том вина, потомки мои любезные. Тяжкая жизнь на долю вашего предка выпала, пророчица оказалась права. Так что не обессудьте…) Вскоре и майор объявился. Выпил шампанского за здравие мое и к делу перешел: — Секундантов ждал, потому и вынужден был задержаться. Ситуация по меньшей мере странная: Дорохов просил тебе свою личную просьбу передать. — Просьбу?.. — крайне удивился я, признаться. — И в чем же сия просьба заключается? — Он просит тебя в качестве оружия избрать шпагу. — Шпагу?.. — я даже рот разинул. — Шпагу, — подтвердил майор. — Не пояснил, почему? — спросил Александр Сергеевич. — Пояснил, — с некоторой неохотой, что ли, сказал Раевский. — Буквально — и секундант клялся в этой буквальности — объяснение звучало так: «Жаль портить свинцом столь античное тело, сотворенное не без вмешательства небесных сил». — 55 —
|