|
Я не решался молчания его нарушить, но безусые гусары спьяну готовы были на что угодно решиться. В юном возрасте настигает человека порою жужжащая потребность во что бы то ни стало обратить на себя внимание. Нечто вроде острого приступа почесухи, что ли. И, нестерпимый зуд вдруг в душе ощутив, поднялись корнеты, стукнувшись плечами, и нетвердо направились к нашему столу. — Вы — сочинитель Пушкин? — спросил один из них, с трудом, как мне показалось, сдержав икоту. — Вам потребовалось что-нибудь сочинить? — холодно полюбопытствовал Александр Сергеевич. — Н-нет, — с трудом промолвил второй, все-таки не удержавшись и громко икнув при этом. — Тогда в чем же дело? — Вышвырнуть их, Александр Сергеевич? — на всякий случай поинтересовался я. — Успеешь еще… — Скажите-ка нам, сочинитель, — вновь перехватил разговор первый, — как правильнее выразиться: «Эй, человек, подай стакан воды» или «Эй, человек, принеси стакан воды»? И оба заржали, как стоялые жеребцы. — Ну, вам не следует этим свои головы занимать, — совершенно серьезно сказал Пушкин. — Вы можете выразить подобное желание свое значительно проще. Крикните только: «Эй, человек, веди нас на водопой!..» — и вас сразу же поймут. — Что-о?.. Да как вы сме… Я начал неторопливо подниматься, и оба гусара тут же с завидной поспешностью выкатились из погребка, так и не закончив фразы. Пушкин расхохотался: — Нахально племя молодое! Чтобы окончательно отвлечь его от грустных недавних размышлений, я про свой день рождения вовремя ввернул и добавил при этом, что отмечать решил у Беллы. — Сколько же тебе исполнилось, Сашка? — Осьмнадцать, Александр Сергеевич. — Прекрасная пора, — наконец-то Пушкин улыбнулся. — Ну, тогда я домой пойду. К Инзову в клетку золоченую. Отдохну немного, а вечером у Беллы и встретимся… …Что-то о прошлом я расписался. Надо бы и о настоящем вспомнить. А в настоящем — не в Кишиневе, а в Опенках родовых — тоже о моем дне рождения не забыли. Вообще батюшка четыре дня в году меня особой ласковостью отмечал: день рождения и именины — 21-го и 23-го мая и дни тезоименитства моего — 30-го августа и 23-го ноября. А посему 21-го и приехал из Петербурга. Радостный, руки потирая. Обнял меня, расцеловал, поздравил и говорит: — Слава Богу, утряслось все. Теперь ты — армеец, но зато в этом роде Государь наш прощение тебе пожаловал. Так-то, Псковского полка поручик. Так-то. А тут и верный мой Савка из Пскова прибыл: — 54 —
|