Наденька медленно закрыла глаза. И молчала. Аверьян Леонидович вытер внезапно выступивший на лбу пот, беспомощно оглянулся на горничную. – Все слышала… – беззвучно шепнула Грапа. Прошло не менее пяти тягостно бесконечных минут, прежде чем Надя открыла глаза. – Почему индеец его пожалел? – Потому что обладал великим, вселенским чувством долга. И такое чувство долга существует, Наденька. Да, не всем дано им обладать, но всем надо к этому стремиться. Когда большинство поймет, что любая человеческая жизнь бесценна, на Земле воцарится рай. Люди станут беречь друг друга, исчезнут вендетты, мщение, прекратятся все войны, и люди наконец-таки обретут счастье. – Человек не нужен человечеству. – Да, но человечеству нужен человек, Наденька. Просто необходим, оно погибнет без него. – Вы рассказали красивую легенду. Всего лишь легенду. – Отнюдь, Наденька. Записавший эту быль конкистадор был так потрясен увиденным, что вернулся в Испанию, постригся в монахи и стал писать правду о конкисте. – И был сожжен на костре в Толедо как еретик, – неожиданно громко и ясно произнесла Надя. – Вы… Вы знали эту легенду? – изумился Беневоленский. – Нет. Но я знаю, что было именно так, потому что правда никому не нужна. Жестокость, ложь и хищная, звериная, ненасытная жадность – вот три кита, на которых стоит мир. И стоять будет, пока сам себя не растопчет. Всю эту тираду Наденька выпалила на одном дыхании. А выпалив, обессилено откинулась и закрыла глаза. – Уходите, Аверьян Леонидович, уходите, – решительно зашептала Г рапа. – Не надо, – не открывая глаз, тихо сказала Надя. И наступило молчание. – Маша тоже хотела растоптать, но – не смогла, – по-прежнему не открывая глаз, сказала Наденька. – А Ваня Каляев сможет. Он – сможет, удержите его. – Я не знаю, кто такой господин Каляев, но Маша обладала тем самым вселенским запасом долга… – Удержите его… Надя произнесла эти два слова еле слышно, с огромным напряжением и с огромной мольбой. Грапа тут же молча обхватила Аверьяна Леонидовича за плечи и весьма бесцеремонно вытолкала его за дверь. 4– Ну, что Наденька? – спросила Варя, едва Беневоленский вошел в столовую. Все почему-то продолжали сидеть за накрытым столом, хотя традиционный поминальный обед уже закончился. И Евстафий Селиверстович то и дело многозначительно заглядывал в дверь, не решаясь, однако, в такой день беспокоить господ. – Кто такой Каляев? — 386 —
|