|
Предположим, само по себе это еще ни о чем не говорило. Мало ли откуда могла узнать - от того же Женьки. Он отличный парень, не стал бы устраивать мне такой розыгрыш, но все равно, рационалистическое объяснение имелось... А потом она говорит: - Не грусти, жива твоя мальжонка. Жена, по-вашему. (То ли она была полька, то ли просто пересыпала речь польскими словечками. У них в Белоруссии тогда, да и теперь, говорили на весьма экзотической для москвича языковой смеси...). И продолжает: - И дочка жива. Жива твоя Милочка. Это тоже еще было не доказательство. Было от кого узнать, что мою дочку зовут именно Милочкой, а не, скажем, Олимпиадой... Бабка, видимо, почувствовала, что я ей не верю. Но особенно обиженной не казалась. Смотрела на меня с этакой ласковой укоризной, как на несмышленыша. Заухмылялась беззубо и безразличным таким голоском говорит: - Синенький халатик она с собой взяла, да уж давненько не надевает, тебя же нету... Вот тут я и сел бы, да уже сидел... Ах да, откуда же вам знать... Это у нас с Наташей была такая игра. Когда она хотела, чтобы нынче ночью.., в общем, надевала синий халатик. Ситцевый, с красной тесьмой по краю. Как бы условный знак. И вот об этом не знала ни единая посторонняя душа... Вот здесь меня проняло по-настоящему, тут я крепенько призадумался, этого ей никто не мог рассказать... И тут она, словно бы сердито, заявила, что нечего, мол, толочь воду в ступе. Таких, как я, у нее столько, что не протолкнуться, и всем надо помочь. А потому она сразу переходит к делу... Выставила на стол тарелку, самую обыкновенную, глубокую. У меня эта тарелка до сих пор перед глазами - краешек отколот, выщерблинка примерно с половину спичечного коробка, двойной синий ободок, и на дне нарисованы какие-то желтые цветочки... Принесла ковшик воды из сеней, налила тарелку до краев. Когда вода успокоилась, велела сесть поближе и смотреть в эту воду. Сама стояла за спиной и бормотала что-то... Вы не поверите... Вода в тарелка сначала стала мутнеть, потом и вовсе почернела, так что походила уже скорее на чернила - а дальше, через несколько минут, опять стала прозрачной, оттуда словно бы заструился неяркий свет... И там появилась улица, улица и дома. Теперь можно привычно сказать: "как в телевизоре", но тогда, в сорок четвертом, мне это сравнение и в голову не приходило.... Я словно бы смотрел в круглое окошечко на незнакомую улицу. Временами картинка подрагивала, замутнялась на миг, но потом опять становилась четкой, ясной. И я увидел Наташу. Ясно, отчетливо, словно смотрел в хороший цейсовский бинокль (у меня тогда был такой, трофейный). Платье на ней незнакомое, в Москве у нее такого не было, но это была она, никаких сомнений. Она ничуть не изменилась, не выглядела ни грустной, ни веселой - обыкновенная. Шла по улице, потом вошла в какое-то странное здание: определенно старинной постройки, причудливое такое, очень красивое - сущее каменное кружево... — 105 —
|