|
Сказано — сделано. Собрали манатки и направились записываться в ближайший клуб “Каратэ”. Там нас сначала приятно удивил яркий свет и белые одежды занимающихся. Мы тут же с рвением приступили к занятиям. Но прошел почти месяц, а эффекта не было. Жуткие сновидения и всякие мелкие неприятности продолжали меня преследовать. Например, УНР[25] наш накрылся вдруг медным тазом, и я в один миг оказался безработным. Мелкая неприятность… Да и чувствовалась в том клубе “Каратэ” некая пустота. Вроде все на месте. А Духа в зале — нет. После нашего ниндзюцу казалось, будто плаваешь в безвоздушном пространстве. Да и преподаватель почему‑то начал на нас искоса поглядывать. А потом как‑то подозвал нас и сказал: — Знаете, ребята, вы, конечно, замечательные. И прогресс есть. Но что‑то… Не знаю. Жуть какая‑то за вами хвостом тянется. Вы мне весь народ распугаете. Может, поищете другую школу, а? Вот так вежливо, ненавязчиво, коленом под зад. А что делать? Может, проблема была в том, что группа слишком новая, недавно открылась? Не накачала еще силенок? Пень знает… Мы продолжили поиск и наткнулись на Кун Фу. О! Это была сильная Школа! “Шо Фут Фань” — Пять Боевых Котов. В зале когда мы туда вошли, сразу чувствовалась мощная, вязкая Сила. Эгей! Это для нас! А сколько нового! Мы окунулись в занятия. Близилась осень. Глюки мои потихоньку сошли на нет. Коляныч снова переехал к себе. И все было бы хорошо. Если б не одно “но”… А сначала я снова увидел сон. Все лето мне снилась мрачная жуть, и временами казалось, что нормально спать я уже не смогу никогда. Не говоря уже о “зеленом небе”. Но вот, приснилось. Однако вместо радости я поутру чувствовал только смутную тревогу. Что‑то снова идет не так. Что? Где‑то. Когда‑то“А что ему сделается!” — подумал Тио. Он осторожно вынырнул и сейчас прятался за одной из кочек, наблюдая за хорахшем. Тот раскорячился посреди гати, повизгивая и кашляя, низко нагнул свою громадную башку и старался короткими передними лапками дотянуться до челюстей. Меж зубов его текла темная густая кровь. Наконечник копья глубоко вонзился в плоть твари, пришпилив ее язык к нижней челюсти. “Хорошее было древко, крепкое”. Прежде чем сломаться, оно, уступая страшному нажиму челюстей, вогнало наконечник очень глубоко. “Теперь эта тварь, пожалуй, подохнет. Не сможет охотиться, — Тио невесело усмехнулся, в ушах все еще звенело от рева. — Однако от этого не легче, потому что убивать она еще может вполне. И если заметит меня…” Юноша нащупал за поясом топор. “Не выпал — и то ладно. Что же делать? Даже если бы хватило прыти и удачи, чтобы вскарабкаться по хребту хорахша, то рубить топором его шкуру можно до скончания лет. А тварь, конечно, не будет на это благосклонно взирать. Стряхнет и расплющит, как жука. Рубить сухожилия на лапах? Не выйдет. Он быстрее меня. Вот если его чем‑то отвлечь… Но тварь доказала уже, что отнюдь не глупа. Значит, надо потихоньку уходить, пока хорахш занят своей раной. Может, он думает, что все же сожрал меня? А я оказался чересчур острым. Ха! Это было бы слишком хорошо…” — 52 —
|