|
Мы валялись в снегу метрах в трехстах от кустов, через которые пробирались до этого к острову. Меня трясло. Зубы стучали. Колька (я вспомнил — это он выдернул меня с моста!) изысканно матерился, превзойдя даже боцмана, с которым мне довелось служить в свое время. А тот был великий матерщинник… Через некоторое время Коляныч все же иссяк и принялся смеяться. Я, к своему удивлению, присоединился к нему. Истерика, вот что это такое! Я думал об этом и заходился в хохоте. Мы валялись в сугробе, смеясь и кашляя, а потом Колька кое‑как поднялся на ноги и, продолжая похохатывать, произнес: — Ну… Ну и… Ну ты… Игореха и кретин! Я… предупреждал! Надо молча… Но как ты бежал! По кругу… По кр… кругу! А орал! А на дерево! — Как — на дерево? — Я даже смеяться перестал. — Да просто! Бежал, бежал по земле, забежал на дерево, спрыгнул и дальше… — Врешь! — Да нет! Завтра днем, если хочешь, следы посмотрим. Там дерево чуть под наклоном растет… — Ну его, знаешь ли, — сказал я. — Ты мне хоть денег плати, а туда я больше не пойду. Странно работают у человека мозги. На самом‑то деле мы не верим во всякую такую мистику, даже если не отметаем ее существование с порога. Слушая байки на потусторонние темы, мы все относимся к ним по‑разному: отрицаем напрочь, злимся, насмехаемся, переводим все в шутку, а ежели имеется хоть капелька романтики в крови — верим. Но верим не до конца. Просто нам хочется немножко таинственности, сказки и волшебства. Часто в ответ на очередную быличку мы выдумываем свою. В конце концов у каждого человека в жизни случалось необъяснимое происшествие. Другое дело, что почти каждый умеет это необъяснимое объяснить чем‑то банальным. Ум защищается. Нормальный предохранитель. Механизм, следящий за тем, чтобы система не пошла вразнос… Другое дело, когда мы сталкиваемся с ЭТИМ в реальности. Вот тут мы начинаем верить. Иногда — до поноса. И удивляемся: как же это другие ничего такого не видят? Это же есть! Вот и я, оказывается, не верил. Хотел верить, — да! Но на самом деле… Даже когда Учитель показывал всякие фокусы, я убеждал себя, что это вроде гипноза. Гипноз ведь наукой обоснован? Признан? Работает? Значит, это он и есть. Ну, плюс еще мастерство, конечно… Теперь же я ехал домой, глядя вокруг широко раскрытыми глазами. Нет, я не видел больше никаких духов и чертей. Я и того‑то не видел. Зато ощущал! Всем своим существом. И это ощущение мне здорово не понравилось. Глядя на окружающих меня, деловито снующих людей, я поражался их закрытости, закупоренности и замкнутости. Как будто они сами посадили себя в прочные непрозрачные банки с прорезями. И через эти прорези видят только то, что им кажется понятным и относительно безопасным. Хотелось заорать: “Люди, очнитесь! Это же есть! Оно среди нас!” Но я не орал, конечно. Скворцова‑Степанова как раз на Удельной. Закроют… — 23 —
|