— Не всякому! От ученика зависит! — Вот это правильно, да и от учения тоже! — Договорился! Учением недоволен! — Ну, опять заладили спорить. Лучше расскажи, Миша, как тебя медведица учила. — Оно хоть и не меня, но могу, конечно, рассказать. Кой-кому и здесь пригодится!:. — Уж не мне ли? — Гоша плюнул в костер. — А хоть и тебе. Всякому, кто здешним порядкам не учен! Миша перевернул вьючное седло, у которого оторвалась подпруга, и, наметив нужное место, ткнул шилом. — Баба в тайге что овечка в театре. Не знает, что к чему и куда податься. А уж лесным порядкам вовсе не учены, да и учиться не всегда способны. Вот и получаются театры вроде как у нас с Таисией Ивановной. Я с улыбкой поворачиваюсь к Саше. Он, осклабившись, подмигивает мне через костер. «Овечка в театре» — это немолодая, весьма энергичная и уж, конечно, непохожая на овцу сотрудница нашего управления. Ее кипучая деятельность далеко не всегда оправдывала затраченную энергию. Первая на митингах и профсоюзных собраниях, она сдавала плохие геологические отчеты и находилась в постоянном конфликте как с рецензентами, которых обвиняла в личном недоброжелательстве и пристрастии, так и с подчиненными, повинными, по ее словам, во всех смертных грехах, и прежде всего в нежелании «честно трудиться». Мне не раз пришлось участвовать в комиссиях, разбиравших ее заявления. Сейчас я живо представил себе напряженный взгляд и пронзительный голос Таисии Ивановны, грозившей «довести дело лично до товарища Сталина», если мы решим не в ее пользу. — Она вся дрожала, — продолжал тем временем Миша, — как бы мы в отряде, не дай бог, не остались без дела. Всякую минуту придумывала для нас нужную, а больше ненужную работу. Кажись, половину дня она придумывала эту работу, вторую половину нудила нам мозги, а на настоящее дело времени не оставляла! За то мы ее не любили, а многие, правду сказать, от работы отлынивали. На кой хрен она, ненужная работа! Ну, а я как конюх да повар свое место знал и на нее с высокой колокольня плевал. Лошади сыты, чай заварен, каша поспела; что с меня еще возьмешь! Вот однажды она и вернись с маршрута спозаранку да и застань меня в обнимку с подушкой. Я свое дело сделал и задавал храпака в палатке. Ой, что тут было! Пришлось мне на нёе цыкнуть, чтобы знала, что производить больше над нами не положено! Ничего, заткнулась! Зато назавтра новый фокус придумала. «Как кончите, говорит, Лаврухин, свое дело в лагере, ступайте на озеро рыбу ловить Для стола. А то без работы, говорит, тут вы пухнете». — 210 —
|