|
Мы с уважением смотрим на громоздящиеся перед нами штабеля старой смальты. Удивительная долговечность человеческих творений всегда поражает мысль. Даже символ бренности — бумага надолго переживает пишущего, камень же не имеет сроков. Подумать только, что «Полтавская баталия» создавалась Ломоносовым именно из этих плиток в те времена, когда Екатерина только стала императрицей, Наполеон не родился, а его будущий победитель — Кутузов был юношей. И все-таки в наши дни, во времена торжества освобожденной и расцветшей России, мозаика Ломоносова свежа и блещет красками так же, как и двести лет назад. Такой же она будет, наверно, и через тысячу лет после нас; что значат эти тысячелетия для камня, способного сохранять свой цвет и свойства миллионы лет! — Смальта, конечно, не расходуется? — спросил Владимир Ильич. — Нет, мы недавно выделили немного рубиновой смальты для пробных образцов светящихся звезд в Московском Кремле; их установят вместо царских орлов на башнях. Инженер взял со стеллажа кусок смальты цвета голубиной крови и протянул его нам. — Вот и старик Ломоносов простер руки свои к делам наших дней! — тихо произносит один из членов комиссии. За его улыбкой видна взволнованность. Мы молча смотрим на поблескивающую огнем смальту. Обширный двор фабрики загроможден посеревшими от дождей ящиками, деталями старых машин и большими глыбами цветного камня. Перед входом в один из складов вросли в землю два громадных обломка розового пятнистого гранита. — Они лежат здесь почти сто лет. Это остатки от монолитов, из которых выточены колонны Исаакиевского собора, — пояснил наш вожатый. — Какие громадины! — Да ведь и сами колонны совершенно уникальны… Главный инженер с горечью заметил: — К сожалению, культура камня находится сейчас в упадке. Месторождения заброшены, заказов все меньше. Мы вынуждены сокращать производство. — Поверьте, что упадок камнерезного искусства минует. Государство год от года богатеет, вместе с благосостоянием возвратится и потребность в цветном камне! — Я тоже верю в это, но пока фабрика живет лишь прежней своей славой. Мы вошли в длинный сарай, в котором пахло пылью. Справа и слева вдоль стен лежали разделенные низкими деревянными перегородками большие груды поделочного камня. — Это склад яшмы, — сказал инженер. Взяв потрепанный веник, он обмел пыль с ближайших глыб. Перед нами запестрели причудливыми узорами и удивительными красками кремнистые камни Урала и Алтая. Вот знаменитая пестрая орская яшма. У нее такой богатейший узор из белых, желтоватых и огненно-бурых пятен, жилок и извивающихся полос, что даже на необработанных ее поверхностях можно угадать самые необыкновенные пейзажи и фигуры. Недаром эта яшма еще в конце XVIII века была названа картинной. — 156 —
|