Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

— Например, задавания вопросов? — уточнил

он».

Когда Карлос умирал, он велел некоторым чле­нам внутреннего круга подобрать цитаты для «Из­бранного Кастанеды». Муни называла эту работу «еще один стервятник вылетел поохотиться». В пер­вом посмертном издании был опубликован мой любимый афоризм, потом исключенный: «Отрече­ние от самого себя — индульгенция. Индульгенция отречения вообще — много хуже, — это заставляет нас думать, что мы совершаем великие вещи, когда в действительности мы просто закрепляемся в гра­ницах самих себя».

Я выбрала ее в качестве иллюстрации того, что Карлос, начинавший как подлинно ищущий, истин­ный философ, закончил как тиран, создавший соб­ственный культ для потрясенных последователей. Власть ввела его в необыкновенные соблазны, а болезнь ужасно ослабила. Но я верю: ничто не может лишить искренности и красоты его ранние работы. Оставить их мудрость, отбросив все осталь­ное, значит взять лучшее из Кастанеды.

Поначалу Муни удивила меня, утверждая, что читателям Карлоса повезло гораздо больше, чем тем, кто приблизился к нему, — но наконец я поня­ла это. Карлос сделал ужасную ошибку, когда про­возгласил: «ТОЛЬКО МЫ живем — что говорим, то и делаем! НИКТО, кроме нас!» В этом заявлении, так легко опровергаемом сегодня, как я полагаю, не было никакой необходимости. Что позорного в том, чтобы потерпеть неудачу в борьбе за идеалы? Иногда Карлос менял свои заявления, требуя бо­роться и потерпеть неудачу. Я любила его больше всего во время внезапных приступов откровеннос­ти, но, увы, они всегда быстро заканчивались.

Глава 43

РОЖДЕСТВО ТАЙКОМ[45]

Их судьба должна быть такой же, как и ваша, — Да, мучение от потерь — вот что пугает тех, Кто много лет грешит одним и тем же.

У.Х.Оден

«Раз вы собираетесь начинать сегодня»

Дни проходили в безумии. Как-то вечером Гвидо пригласил меня покататься. Держа его за руку, я с любопытством наблюдала, как он кружит по улицам около домов Саймона, Муни и квартир тригеров, где нас могли «поймать». Старые удовольствия быть «пло­хими», очевидно они ушли навсегда. Я вспомнила объятья в темноте под лестницей на семинаре. «В чреве зверя», — шептал он мне на ухо и прижимал к себе.

Наконец Гвидо припарковал автомобиль в тем­ном переулке, заключил меня в объятия и впился в мои губы греховно, горько и сладостно. Гвидо Ман-фред дрожал, дрожала и Эллис Лаура Финнеган — дрожали так, как будто готовы были разорваться на атомы, на миллионы мятущихся огоньков, что на­ полняют вселенную. У нас перехватывало дыхание, мы не могли унять эту дрожь и едва справились с