Я почти все рассказала. Попробуй отдохни, а я тебе перезвоню, мне нужно немного побыть одной. —Опиши это снова, Элли. — Я перезвоню, хорошо? Гвидо перезвонил, нетерпеливый и горячий. —Я понимаю, малыш, — ворковала я в трубку. — Но я перезвоню тебе, обещаю! Телефон зазвонил снова. Гвидо шептал: «Малыш, малыш, Эллисита». Он тяжело дышал. Я напомнила ему, что он всегда может прийти, но, по обыкновению, он чувствовал себя более уверенно только в телефонном разговоре. —Гвидо, Карлос ушел. Что ты хочешь? Мы можем теперь самостоятельно принимать решения. Он ВЗВИЗГНуЛ: —Ты что, думаешь, я не знаю этого?! — и бросил трубку. Это был Лос-Анджелес, мир колдунов, 1997 год, когда секс по телефону был более безопасен, чем объятия — объятия, о которых нельзя было говорить... И никто не спрашивал «а почему?» Я сидела допоздна, думая о слове «почему». Самый большой запрет в словаре колдуна лежал на слове «почему», рядом с ним стояли: «любовь», «дружба», «семья» и безвкусные «человеческие потребности». В правилах Кастанеды был некий эдикт в духе Оруэлла, запрещающий слово «почему», — видимо, после подробных описаний в бестселлерах, как он с собачьей преданностью задавал свои вопросы дон Хуану. Мы, .как читатели, идентифицировались с ним, любили и ненавидели его тупые вопросы. Многие из нас были уверены, что сразу бы поняли дона Хуана, если бы оказались там. Эти удивительные подмены — залог огромного литературного успеха Кастанеды, — он изобразил себя вопрошающим дона Хуана и сделал это как гениальный художник Муни сказала мне, что когда я попала в группу, у меня был краткий период, в течение которого мне позволялось спрашивать. Потом он закончился, и я вместо перевода сказанного на доступный язык училась использовать повторение в качестве семантического приема. Например, Карлос открывал тайну: «Летуны пожирают нас новым ужасным способом. Они теперь сеймуры, а не Бобби, они „видят острее». Я знаю, как остановить их, но не могу показать, это будет слишком опасно... Я не знаю, готовы ли вы». «Сеймуры, — должна была повторять я, — М-да, новым способом...» Вторая книга Карлоса, «Отдельная реальность», была издана в 1971 году и содержала характерную сцену, в которой Карлос, как обычно, приставал к дону Хуану с вопросами: «Является ли воля контролем, который мы можем установить над собой? — спросил я. Вы можете говорить, что это — своего рода контроль. Как вы полагаете, могу я упражнять свою волю, например, лишая себя некоторых вещей? — 247 —
|