Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Он прошептал мне прямо в ухо: —Играем в домик.

Мы не говорили друг с другом до закрытия офиса, только однажды наши пути пересеклись в темнеющем фойе. Мы инстинктивно потянулись друг к другу он погладил мои волосы, я слегка прикоснулась ладонью к его груди, а кончиками пальцев дотронулась до шеи.

Гвидо позвонил мне вечером перед занятиями. У нас родилась странная форма интима по телефо­ну, я понимала ее как «неделание» (термин из книг Карлоса) секса по телефону. Нам понравилось мол­ча сидеть у телефона по пять, десять, пятнадцать минут, слушая дыхание друг друга. Время от време­ни один из нас шептал: «Ты хочешь сейчас уйти?» — другой хрипло отвечал: «Нет».

Когда мы решили закончить общение, чтобы подготовиться к занятиям, я выпалила:

—Я ненавижу тебя, Гвидо.

И услышала, как он затаил дыхание:

—В самом деле? — прошептал он. — Я тебя тоже, Элли.

Тем же вечером на занятиях он кинулся ко мне с широкой улыбкой на лице

Ты действительно ненавидишь меня? Так же как и я ненавижу тебя, я надеюсь?

Да, так же как и ты ненавидишь меня,—он развернулся и убежал, радостно сияя.

Когда он провожал меня до машины, то неза­метно вручил мне тяжелый конверт. Я бросила его на сиденье. Там был дагерротип в деревянной рам­ке счастливая девочка в кудряшках, с улыбающими­ся зелеными глазами. (Гвидо позже рассказал мне, что это маленькое сокровище он нашел в магазине Мехико давным-давно). Сувенирная ложечка из се­ребра выпала из конверта, на ее ручке было напи­сано «Даллас». Еще там была простая белая открыт­ка с надписью: «Я думаю, ты знаешь, кому это при­надлежит». Карлос без конца подшучивал надо мной, повторяя: «Эллис родилась с серебряной ложкой в culo». Но за этой фразой Гвидо стояло нечто большее, — его доброе сердце.

Вскоре Флоринда стала приглашать Гвидо в наши регулярные походы в кино. Несколько меся­цев мы ходили втроем. Часто получалось два или три вечера в неделю. Я точно знала, что выходы Флоринды обычно управлялись Карлосом. Он, они, что-то задумав, проверяли нас. Придерживаемся ли мы правил группы? Поднимемся ли мы над страс­тями человеческой любви? Или, может быть, Фло­ринда опять играла в куклы? Нет, все было не так просто; она никогда не режиссировала представле­ние без нагваля. Они хотели с грохотом ударить по нашему эго — за всеми этими безобидными ширма­ми Кастанеда сжигал своих учеников.

Однажды вечером Гвидо посадил нас в «боль­шую черную американскую машину», которую все­гда арендовал, и повез в любимый суши-ресторан. Удивительно, что Флоринда пригласила Алису, дав­него, но вечно маргинального члена группы, кото­рую недолюбливли и Гвидо, и я. Флоринда сказала: — Умные еврейские детки, такие как ты и Гвид были проклятьем для Алисы в школе. Чтобы получать хорошие оценки и быть лучшей ученицей, ей приходилось сидеть, как проклятой над уроками, в то время как вы, насмешливые и благополучные еврейчики, никогда не пускали ее в свой круг.