|
Остальные обедали в соседнем помещении. Мы бросились туда. чтобы рассказать им, что произошло. Все в большом волнении принялись нас расспрашивать — никто из них еще не ощущал даже первых болезненных схваток. Я думаю, мы испытали это первыми из-за того, что смотрели назад, в сторону Земли. Поэтому мы посоветовали остальным перейти в другое помещение и предупредили, чего им следует ожидать. Потом мы с Райхом отправились в носовую часть корабля, где царила полная темнота, и совершили свое первое путешествие в освобожденный мир своего сознания. И вот наступил такой момент, когда я чувствую: все, что бы я ни написал дальше, будет лижь. Поэтому попробую объяснить хотя бы кое-что, но не стану и пытаться заставить наш повседневный язык выполнить задачу, для которой он никогда не предназначался. Самое важное ощущение, которое может испытать человек, — это чувство свободы. В обычной жизни мы испытываем его лишь краткие мгновенья, когда какие-то особые обстоятельства пробуждают всю нашу энергию, после чего оно внезапно исчезает. Но в эти мгновенья наше сознание превращается в орла, свободно парящего в вышине и ничем не привязанного к настоящему. Величайшая проблема человечества в том и состоит, что все мы привязаны к своему настоящему. Ведь мы не что иное как механизмы, лишь в ни^ чтожной степени наделенные свободой воли. Наше тело — всего лишь сложная машина, мало чем отличающаяся от автомобиля. Или, может быть, правильнее будет сравнить его с теми ^самодействующими» протезами, которые носят люди, потерявшие ногу или руку. Эти протезы, с их почти неисчерпаемыми источниками энергии, столь же послушны, как настоящие руки и ноги, и я слыхал, что если носить их много лет, можно совсем забыть, что у тебя не настоящая конечность. Но если в них иссякнет источник энергии, человек сразу осознает, что это всего лишь механизм и что энергия его собственной воли лишь в очень малой степени им управляет. Это относится к нам всем. Энергия нашей воли значительно меньше, чем мы думаем. Это означает, что мы почти не обладаем подлинной свободой. Большую часть времени это не столь важно, потому что «механизм» — наше тело и мозг — все равно делает все, что нужно: ест, пьет, выделяет извержения, спит, занимается любовью и так далее. Однако у поэтов и мистиков бывают моменты свободы, когда они вдруг осознают, что хотят заставить свой «механизм» сделать что-то куда более интересное. Они хотят, чтобы сознание по их желанию могло отделяться от реальности и парить над ней. Обычно наше внимание приковано к тривиальным мелочам, к окружающим нас реальным предметам, оно как автомобильный двигатель с включенной передачей. Но иногда у этого автомобиля может как будто выключаться сцепление — сознание перестает быть жестко привязанным к тривиальным мелочам и оказывается свободным. Оно уже не приковано к скучной реальности настоящего, а может выбирать, какую реальность ему созерцать. Когда передача включена, вы тоже можете припоминать события вчерашнего дня или воображать себе какое-то место по другую сторону земного шара, однако картина, которую вы видите, будет тусклой, как горящая свечка на ярком солнечном свете, как жалкий призрак реальности. Только в «поэтические» моменты, в моменты свободы вчерашний день может становиться столь же реальным, как и сегодняшний. — 127 —
|