— Видал «В последний час»? Уже листовкой выпустили! — Ильин перестал ходить и взял со стола листовку, в которой было напечатано о пленении Паулюса. — Видел в штабе полка. — Факт победы, можно считать, состоялся, а нам еще воевать, — вздохнул Ильин и вдруг спросил: — Что, не дожидаясь завтрашнего, сдадутся, не допускаешь? Синцов пожал плечами. — Раз заодно с остальными не сдались, теперь без нового толчка навряд ли посыплются. — Ну что ж, толкать так толкать, — сказал Ильин. — Хорошо было бы толкать тем, что вначале имели. Сколько можно без пополнения! — Праздный разговор. Давай еще друг другу пожалуемся. А дальше? — Дальше воевать будем. — Жалобы наши, конечно, с одной стороны, законные, — помолчав, сказал Синцов. — А с другой, в последних боях, грубо считая, имеем на каждые пять душ ствол. Никогда еще за войну такой артиллерии не имели. — Так-то оно так, — сказал Ильин, — да не всюду у нее на горбу въедешь. И они занялись практическими подсчетами, как и чем им придется в своих, батальонных масштабах завтра толкать немцев. Утро прошло в хлопотах, а после полудня приехал Кузьмич наградить медалями разведчиков за пленение немецкого генерала. Разведчики, как водится, размещались тут же, рядом со штабом батальона. Они же и не положенная по штату разведка, они же и последний резерв, они же, в случае чего, и охрана штаба. Все — они. Девяти разведчикам генерал самолично привинтил медали, а десятая осталась в коробочке. Разведчика Цыбенко вчера вечером ранило миной: шел с котелком от кухни, большим осколком выбило котелок из рук, а маленьким — самого по носу. Ранение было с большой потерей крови, но легкое — не дальше медсанбата. — Нос у него был больно видный, римский, — усмехнулся командир отделения разведчиков Колесов. — Фриц на его нос позавидовал — укоротил. Теперь Цыбенко не жених у нас больше! — Ничего, — сказал Кузьмин. — Мне в гражданскую белые всю башку изрубили, как капусту сечкой, а до сих пор бабы заглядываются, — сказал и первый засмеялся своей шутке. Разведчики уже думали, что все — сейчас отпустит, но Кузьмич поманил еще раз адъютанта и взял у него из рук удостоверение и коробочку. — А теперь при вас награжу вашего комбата… Синцов даже растерялся. В первый день наступления за ту, взятую высоту и Туманян грозился представить, и Кузьмин обнимал, а потом не то забыли, не то в армии похерили. На этот раз, услышав вчера от Серпилина, верил, что дадут, но не ожидал, что так скоро. — 464 —
|