|
Во-вторых, вопреки изначальной сокровенной возможности, зона слышимой музыки может оказаться и очень часто оказывается совершенно нечувствительной к трансляции свыше. Именно в этом, самом распространенном случае мы имеем дело с игрой пустых означающих, зачастую весьма изощренной, воспитывающей собственную музыкальность и формирующей достаточно сложный образный ряд; сюда относится вся musica ficta от Фредерика Шопена до Френсиса Лэ, Нино Рота и современных электронных виньеток. Сложившиеся традиции оркестровки тоже в целом ориентированы на идею искусной фальсификации, на прихотливую китайскую кулинарию, преобразующую исходный продукт до неузнавания. В-третьих, звучащий диапазон давно уже стал колыбелью и обиталищем фонохимер — разного рода музыкальных заставок, которыми почти сплошь заставлена зарезервированная для музыки территория. Фонохимерам принадлежит решающая роль в формировании человека немузыкального. Заместители неслышимой музыки сплетаются в паразитарную соединительную ткань, заглушающую кайрос и контрапункт событийности эфемерными синтетическими мотивчиками, которыми инфицирована вся среда гетерофонии. Шумовая завеса, окутывающая большие города, образует музыкальный кокон, обволакивающий всякую пару ушей, что, в свою очередь, провоцирует импринтинг — первоначальное и практически не подлежащее дальнейшей корректировке запечатление. Образцы гетерофонии, беспорядочно предъявляемые с младенчества и раннего детства, формируют эталоны музыкальных предпочтений — своеобразный «родной язык», по отношению к которому неслышимая музыка является не просто иностранным языком, а языком инопланетным. Приобщение к музыкальному фону напоминает эксперименты этологов XX века: вылупившимся из яйца цыплятам вместо курицы предъявляли имитирующий ее предмет — подушку, которую экспериментатор тянул за веревочку, чучело коршуна, заводную игрушку… Этого было достаточно, чтобы цыплята начинали считать обманку своей «мамой». Так была доказана ведущая роль импринтинга для многих видов животных. Вид homo sapiens, как известно, отличается минимальной восприимчивостью к импринтингу — что, впрочем, явно не относится к хроносенсорике. Как раз здесь, на узком участке звукового диапазона, куда проецируется чистая темпоральность происходящего, импринтинг сохраняет свою бесспорную силу. Предъявляемое только что вылупившемуся слуху чучело музыки фиксируется намертво и вызывает роковое неузнавание проекции свыше. Так возникает и утверждается цивилизация поддельного, обманутого слуха. — 209 —
|