|
Некоторые объекты из кратковременной памяти переводятся в долговременную, где они могут сохраняться очень долго, вплоть до конца жизни. Емкость долговременной памяти иск лючительно велика: любoй мелочи, промелькнувшей мимо нашего сознания, находится место в ее кладовых. Конечно, какие-то пределы у долговременной памяти должны быть непременно, ибо головной мозг является конечным устройством, состоящим из 50 миллиардов нервных к леток, но одно можно утверждать наверняка: полутора килограммов желеобразной субстанции, спрятанной внутри черепной коробки, вполне достаточно, чтобы запечатлеть всякий чуточный поворот нашего земного бытия. Другое дело, что извлечь необходимые сведения из абиссальных омутов подсознания, как правило, не представляется возможным. Однако бывают и счастливые исключения. Психолог Г. Джаспер однажды побаловал коллег историей о заурядном каменщике, описавшем под гипнозом все щербинки и неровности кирпичной стены, которую он выкладывал за 20 лет до гипнотического сеанса. В психиатрических талмудах можно при желании раскопать великое множество подобных случаев. Феномен гипермнезии (сверхпамяти) известен очень давно и обычно компенсирует банальную амнезию — потерю памяти в результате травмы или какой-либо патологии иного генеза. Разумеется, амнезия далеко не всегда приводит к развитию гипермнезии (это случается достаточно редко), а вот уникальной памятливости без сопутствующей амнезии не встречается практически никогда. Молодая неграмотная женщина заболела лихорадкой и в бреду заговорила по-гречески, по-латыни и на иврите. Лечивший ее врач выяснил, что девочкой она жила в доме у пастора, который, расхаживая по комнате, читал вслух свои богословские фолианты, сопровождая чтение пространными комментариями. Врач не поленился разыскать этого пастора и нашел в книгах из его домашней библиотеки те места, которые больная воспроизводила в бреду. Между прочим, когда она выздоровела, то не смогла вспомнить ни одного слова из своих монологов. Точно так же камердинер испанского посла в Париже (разумеется, тоже испанец, не знавший по-французски ни слова), в горячке произносил долгие речи, которые репетировал его хозяин, а по выздоровлении растерял все свои таланты, неведомо откуда вынырнувшие. Английский (вернее, шотландский) врач Дж. Аберкромби (1780–1844) описал больного, который впал в беспамятство после черепно-мозговой травмы, а когда пришел в себя, то вдруг заговорил на языке, которого в больнице никто не знал. Оказалось, что это был валлийский язык, а больной — действительно уроженец Уэльса — уже 30 лет жил в Англии и слыхом не слыхивал родной речи. По мере выздоровления он постепенно забывал валлийские слова и в конце концов перешел на привычный английский. — 41 —
|