|
Подводя итоги этой главы, мы вынуждены признать, что поведение насекомых (во всяком случае, общественных) невозможно свести исключительно к слепому инстинкту. Спору нет, жесткие врожденные программы занимают изрядную часть их психики, но многие беспозвоночные, вне всякого сомнения, способны кое-чему научиться на протяжении индивидуальной жизни. Более того, как мы помним, к элементарному научению способен даже одиночка сфекс, охотящийся на сверчков. Так что учиться, по-видимому, умеют многие насекомые. Голландскому этологу Николасу Тинбергену (1907–1988) удалось найти этому блестящее подтверждение в наблюдениях за другим видом роющих ос — Philantus triangulum, которых называют «пчелиными волками». В отличие от сфекса филантус специализируется на медоносных пчелах. Цель у него в точности та же самая: обеспечить потомство вкусной и здоровой пищей, чтобы оно горя не знало на протяжении всей своей личиночьей жизни. Но каким образом филантус выслеживает дичь? Ведь в жаркий летний день над цветущим лугом или полем вьется тьма-тьмущая насекомых тварей, а филантус, понятное дело, разнообразия позволить себе не может — его интересуют только медоносные пчелы. Наблюдения показали, что сначала он издалека с помощью зрения засекает объект размером с пчелу. По мере приближения к цели в ход пускается обоняние, а затем осязание и так называемое «уточняющее» зрение, после чего следует стремительный бросок и фехтовальный выпад жалом — уже знакомый нам укол зонтиком. Совершенно очевидно, что все его действия подчинены негибкой врожденной программе. Однако и на старуху бывает проруха. Если филантусу случается промахнуться, между осой и пчелой завязывается борьба не на жизнь, а на смерть. Филантус примеривается к пчеле и так и сяк, пытаясь повернуть ее в положение, удобное для нанесения своего коронного удара. Со стороны все это выглядит довольно неуклюже и бестолково — какие-то тычки и наскоки вместо порядочного боя. От безошибочного автоматизма всеведущего инстинкта не осталось и следа, оса явно действует методом проб и ошибок. И если филантус выходит победителем из такой схватки, он перестает быть неучем. Теперь он намотал кое-что себе на ус и в следующий раз, оказавшись в аналогичной ситуации, будет действовать куда увереннее. Стоит ли так уж удивляться сообразительности филантуса? Помните, как Фабр рассказывал, что ему попадались иногда «башковитые» осы? Между прочим, и с толковыми жуками-могильщиками ему тоже приходилось иметь дело. Он довольно подробно описывает весьма любопытный опыт. Фабр подвесил на веревке к верхушке прутика мертвого крота, чтобы посмотреть, как жуки выйдут из положения. Веревку жуки перегрызть догадались, а вот с проволокой не справились, из чего Фабр сделал вывод, что они руководствовались слепым инстинктом. Человек, дескать, непременно нашел бы выход из положения. Между прочим, это еще бабушка надвое сказала. В трудной ситуации, требующей принятия нетривиального решения, человек далеко не всегда ведет себя разумно и адекватно. Представим на минуту, что какому-то парню нужно открыть ящик со сложной системой запоров. Нет сомнения, что ему придется изрядно попотеть, решая эту головоломку. А ведь задачи подобного типа дают человекообразным обезьянам, и они вполне успешно с ними справляются. Ну а если экспериментатор максимально усложнит задачу, заложив в ответ совершенно нетипичное решение? Допустим, парню надо было посвистеть или щелкнуть пальцами, чтобы замок открылся. Скажите, уважаемый читатель, много ли на свете найдется людей, которые в разумный срок (эксперимент не может продолжаться вечно) справятся с такой задачей? Между тем жуки трудились не покладая рук (вернее, ног): они и трясли бедного крота, и подкапывались под него, и лапку пытались перегрызть, за которую он был подвешен, — одним словом, проявили максимум своего жучиного интеллекта. И тот несомненный факт, что хитрая задачка оказалась им не по зубам, отнюдь не свидетельство их отчаянной тупости. Нельзя же, в конце концов, подходить к жуку с человеческой меркой. — 33 —
|