О преступлениях сообщал сведения, аналогичные данным на следствии показаниям, проявленную жестокость объяснял сильным алкогольным опьянением. Демонстративно заявлял, что родители были “неродные”, и всегда к нему “плохо относились”, приводил мелкие и незначительные примеры причиненных ему обид со стороны отца. Описывая неурядицы своей семейной жизни, испытуемый обнаруживал грубый эгоцентризм, поверхностность и облегченность суждений при отсутствии каких-либо признаков патологической интерпретации отношений с близкими. В отделении испытуемый вел себя вполне упорядоченно, избирательно общался с окружающими. Мышление испытуемого последовательное, логичное, с элементами конкретности, бредовых мыслей не высказывал. Эмоциональные реакции адекватны, отмечались аффективная лабильность и раздражительность. Память и интеллект в пределах нормы. Критическая оценка своего состояния и сложившейся ситуации в целом достаточная. При экспериментально-психологическом исследовании выявлены сохранность сферы мышления, доступность выполнения основных интеллектуальных операций, эмоциональная неустойчивость, эгоцентризм, пренебрежение общепринятыми этическими нормами и правилами. Комиссия пришла к заключению, что Б. хроническим психическим заболеванием не страдает, обнаруживает признаки психопатии возбудимого типа на фоне остаточных явлений органического поражения головного мозга раннего генеза. Вменяем в отношении инкриминируемых ему деяний. Спустя год после экспертизы в ГНЦ, Б. был осмотрен одним из авторов (И.В. Горшковым) в зале суда повторно по ходатайству защиты. Внешне обращало на себя внимание то, что, несмотря на длительное пребывание в СИЗО, он был аккуратно и модно подстрижен, щегольски одет. Как удалось выяснить, он “для суда” взял у сокамерников лучшее, что было из одежды, с целью “прилично выглядеть”. Держался по-прежнему надменно и независимо. В отношении обвинения избрал примитивную защитную версию, заявляя, что “не помнит”, как убивал родных. Был по-прежнему немногословен, говорил напряженно, тихим голосом. Озлоблялся и замолкал при указаниях на несоответствие этого материалам дела. Признаков чувства вины или раскаяния в содеянном не обнаруживал. В данном примере обращают на себя внимание выраженные изменения личности по эксплозивному типу: общее психофизическое напряжение, раздражительность с приступами злобы, гнева и ярости, дисфории, склонность к брутальным реакциям агрессии, не соответствующим поводу (силе раздражителя), полное пренебрежение общепринятыми морально-этическими нормами, массивная с юных лет алкоголизация и делинквентное поведение — проявления расторможенности низших влечений. Наряду с этим, его паразитическая позиция в семье с одновременно повышенной требовательностью к родным, крайне грубым эгоизмом, мелочной придирчивостью, нежеланием считаться с чужим мнением позволяют говорить об антисоциальных установках личности, которые вместе с клинической структурой психопатии сложились к 17 - 18 годам. Непсихотический патохарактерологический сдвиг в данном случае имел протрагированный характер. Здесь также очень отчетливо обозначена хорошо известная судебным психиатрам из повседневной практики легкость, с которой такая личность переходит к откровенному и неприкрытому насилию (побои, нанесение телесных повреждений, убийство — нередко при отягчающих обстоятельствах). Этот случай, с другой стороны, может служить иллюстрацией антисоциальной личности с позиций западной психиатрии: ребенок, оставленный в родильном доме и усыновленный добропорядочной семьей (выше мы приводили зарубежные данные о наследственной природе этого состояния) и получивший, судя по всему, со стороны приемных родителей достаточное воспитание, в переходном возрасте (до 15 лет) сильно меняется по характеру. Он становится грубым, несдержанным, склонным к алкоголю, бродяжничеству, времяпровождению в дурных компаниях, пренебрежению авторитетами и общепринятыми ценностями. Характерно в этом смысле также описанное выше его поведение в послекриминальный период, с его полным пренебрежением социальной ответственнстью. — 89 —
|