В основе истерии, по И. П. Павлову, лежит слабость нервной системы (главным образом коры), преобладание подкорковой деятельности над корковой и первой сигнальной системы над второй. В последние годы жизни - И. П. Павлов усматривал в истерических неврозах не столько слабость кортикальных функций, сколько нарушение правильных, адекватных взаимоотношений между корковой и подкорковой деятельностью, ярко выраженное преобладание последней. Преобладанием подкорковой деятельности над корковой И. П. Павлов объясняет «постоянное сплошное особое состояние истеричных» — это эмотивность, а также склонность к резким аффективным взрывам и судорожным припадкам. Отсюда и то, что истеричный субъект живет в большей или меньшей степени не рассудочной, а эмоциональной жизнью. Сильное возбуждение из подкорки, связанное с эмоциями, при относительной слабости коры ведет к развитию в ней запредельного торможения. При этом даже сравнительно незначительные по силе раздражения могут оказаться сверхсильными и привести к возникновению гипнотических фазовых состояний в коре. В результате больные истерией оказываются, по словам И. П. Павлова, словно хронически загипнотизированными. Отсюда повышенная внушаемость как одна из характерных особенностей их состояния. Внушением и самовнушением, по мнению И. П. Павлова, объясняется возникновение истерических анестезий и параличей. Они рассматриваются им как тормозные симптомы, как проявления частичного, локального сна. «Тем же механизмом самовнушения у истерика произойдет и масса других симптомов, как довольно обычных и частых, так и чрезвычайных и в высшей степени своеобразных»[1]. Развитием гипнотических фазовых состояний с преобладанием деятельности первой сигнальной системы над второй объясняется, по И. П. Павлову, склонность истеричных к фантазиям и сумеречным состояниям. Клиницистами давно была замечена одна особенность истерических реакций, заключающаяся в том, что тот или иной истерический симптом является для больного желательным, приятным, дающим определенные житейские выгоды — либо выход из тяжелой для него ситуации, либо уход от ставшей несносной действительности. Отсюда возникло представление «о бегстве в болезнь», «воле к болезни» (Freud) как о характернейшей черте истерии. Эта особенность истерических симптомов отчетливо выступила во время первой мировой войны. Стало очевидно, что в основе истерических припадков, параличей, глухонемоты, гиперкинезов и тому подобных расстройств у солдат лежит страх перед возвращением на фронт, в связи с чем Kraepelin в своем руководстве по психиатрии обозначил эти реакции как «состояния протеста против возвращения и а фронт». При этом «бегство в болезнь» стало рассматриваться либо как проявление какой-то особой бессознательной воли, якобы присущей этим больным (гипобулика по Kretschmer), либо просто как проявление «злой воли», «дефектов совести» в вопросах здоровья, либо как симуляция. — 123 —
|