|
К началу XIX века в изучении вопроса о взаимоотношениях психического и соматического четко обозначились два противоположных направления: сторонники первого исходили из доминирующею влияния психики и предложили термин «психосоматика», второе направление считало более важным значение соматического фактора и противопоставило «психосоматике» термин «соматопсихика». Оба направления рассматривали сложную проблему взаимоотношений «тела и духа» упрощенно и схематично. XX век ознаменовался появлением так называемой «психосоматической медицины», представители которой хотели подчеркнуть этим названием, что формальное разделение в медицине дисциплин, изучающих отдельно психику и отдельно внутренние заболевания, неправомерно. Психическое и соматическое в человеке всегда выступает в единстве в любом ответе на нарушение гомеостаза независимо от того, исходит оно из внешней или внутренней среды. В обоих случаях раздражитель вызывает в мозге ответные реакции, которые активируют нейроэн-докринную и вегетативную системы. Таким образом, психический фактор рассматривался как одно из звеньев общего патогенеза. Разделяя процессы на физиологические и психологические, мы лишь рассматриваем одно и то же явление в разных аспектах. Само же явление нераздельно. Поэтому «психосоматическая медицина» настаивает на том, что не существует отдельно ни соматических, ни психических болезней, а есть просто болезнь. Любое событие внешней среды способно через воздействие на сенсорные системы вызвать в организме ответную реакцию напряжения. Эта теория, казалось, вскрывала недостающее звено между психическими и соматическими явлениями. Аффект тоски, тревоги или страха переводится на язык физиологии и вызывает соматичес кие последствия через нейро-вегетативно-эндокринную систему. При этом торможение внешнего (психомоторного или словесного) выражения тревоги может иметь патогенное значение, когда стимулы из центральной нервной системы отводятся в автономную область, и таким образом приводят к патологическим изменениям во внутренних органах. Естественно, что психологический стресс может быть понят только с учетом того значения, которое имеет раздражитель для данной конкретной личности с точки зрения ее жизненного пути и психологического формирования. Если с физиологической точки зрения адекватность переживания «опасности» не имеет никакого значения, то для психологического понимания болезни и психотерапевтических воздействий анализ именно этого момента представляет большую важность. — 161 —
|