Мама и детский сад

Думая над этим, я вспомнила слова Тургенева о Пушкине, сказанные им в речи по поводу открытия памятника А. С. Пушкину в Москве: «В поэте, как в пол­ном выразителе народной сути, сливаются два основных ее начала: начало вос­приимчивости и начало самодеятельности, женское и мужское начало,— осме­лились мы бы прибавить». Какой неожиданный взгляд на поэта и на... женское и мужское начала народной сути. А что если, предоставив женщине возмож­ность участвовать в самых разных, а преимущественно мужских, сферах дея­тельности (да еще с такой перегрузкой!), мы тем самым объективно поставили ее в положение деятеля со всеми вытекающими последствиями: она начала быстро терять свои воспринимающие свойства и неизбежно стала остро ну­ждаться в проявлении этих качеств у близких людей, особенно у мужа. Кто как не супруги призваны разделить все радости и тяготы жизни?

Но ведь мужчины не прошли долгого и трудного пути развития чувств, который прошли женщины благодаря материнству. Они часто даже не представляют, сколько «обязана трудиться» душа, чтобы понять другого. В большинстве своем мужчины ока­зались не готовы к этому труду. Исключение составляют (да и всегда состав­ляли!) поэты, объединяющие эти два начала в себе. Объединяющие! Ока­зывается, возможно в одном человеке слить деятельностное и воспринимаю­щее начала.

Я вспомнила еще и слова Гоголя: «Пушкин... это русский человек в его раз­витии, каким он, может быть, явится через двести лет», т. е. человек будущего, далекого, но осуществимого! Вот тут-то и подумалось: коли мы стали деяте­лями, то обязаны вырабатывать воспринимающие функции и тем самым под­ниматься к «полному своему развитию» — к совершенству. Это не значит, ко­нечно, что мы будем уподобляться друг другу — наоборот! Речь идет именно о понимании, восприятии иного мира, похожего и непохожего на твой собствен­ный. Насколько богаче мы станем, приобретя этот воистину божественный поэти­ческий дар. Но путь к этому так долог и противоречив. Первый шаг — к равно­правию— сделан, пусть с перекосами, потерями, трагедиями, но сделан. Сей­час мы находимся как бы в противостоянии.Теперь нужен второй шаг — навстречу друг другу. Каждому предоставляется возможность сделать его в своей собственной семье. Я попыталась, и вот как это было.

Во-первых, я поубавила свои претензии к мужу: поняла, что он действитель­но пока не может понять меня, а во-вторых... дала волю своей Душечке, которая во мне — эмансипированной!—оказывается, вовсе не погибла. Все началось не с обдумывания, а с чувства. Я как-то в минуту сильного раздражения и воз­мущения посмотрела на его смятенное, ничего не понимающее обиженное лицо и вдруг увидела нас обоих как бы со стороны — глазами его матери. И так жалко его стало... Взрослый человек, отец моих детей, стал на мгновение моим ребенком, которого обижают. И я будто опомнилась: ему так нужно было, что­бы его поняли, и мне самой захотелось того же — понять. Это было не старание понять умом, а вчувствование, желание оказаться на его месте, ощутить его состояние. Эти прекрасные, добрые минуты не только спасли нас от бури, но и открыли во мне неведомые раньше резервы сочувствия, сопереживания, доброты.