|
Учительница не рассердилась, только сказала: — Книжку даже не раскрыл. Вот поставлю тебя за дверь... Она сказала «поставлю за дверь», а не «выгоню». И не выгнала. — Встань и стой,— говорит. Даже не в углу, а на своем месте, за партой. Видно, учительница догадалась, что со мной что-то стряслось. Если бы я был учительницей, а ученик сидел бы с закрытой книжкой, то я спросил бы, что с ним, нет ли у него какой-нибудь неприятности. А что, если бы учительница и вкравду спросила, почему я сегодня такой невнимательный? Что бы я ответил? Не могу же я выдать сторожа! Но учительница сказала только: — Встань и стой. А потом еще говорит: — Может быть, тебе лучше выйти из класса? Я стою весь красный и ничего не отвечаю. А они сразу крик подняли. Один кричит: — Ему лучше выйти!.. А другие: — Нет, ему тут лучше, госпожа учительница! Что ни случись, из всего сделают забаву: рады, что урок прервался. И не подумают о том, как человеку неприятно: ведь учительница, того и гляди, опять рассердится. Наконец-то звонок. Урок кончался. Я бегу к сторожу. Но тут меня останавливает сторож с нашего этажа, тот самый, злой. — Куда? Не знаешь разве, что нельзя? Я струсил, но все о своем думаю: «У кого бы попросить десять грошей на молоко». Может, у Бончкевича? У него всегда есть деньги. Нет, он не даст, он меня мало знает. И, когда у него один раз кто-то попросил в долг, он сказал: — Вот еще, в долг тебе давать, голодранец несчастный! «У кого же взять денег? У этого? А может, вон у того?» Я смотрю по сторонам. И вдруг вспоминаю, что ведь Франковский должен мне пять грошей. Разыскал его, а он играет с мальчишками н от меня убегает. — Послушай, верни мне пять грошей. — Отстань,— говорит он,— мешаешь! — Да они мне нужны. — Потом, сейчас не могу! — Да мне сейчас нужно! — Говорю тебе, потом! Нет у меня. Я вижу, что он начинает злиться, ну и денег у нею нет, значит, ничего тут не поделааешь. У Манека тоже нет. Делать нечего, иду к Бончкевичу. У его отца магазин, он богатый. Бончкевич скрашивает: — На что тебе? Я говорю. — Нужно. — А когда отдашь? — Когда а будут. Что же я могу сказать? Другой пообещает: «.Завтра», а сам и в ус дует. Еще выругает; если напомнят. Скажет: «Отвяжись!» — Ну что, дашь мне в долг? — А если у меня нет? — Есть, только дать не хочешь. Если бы я сказал, на что мне нужны деньги, он, наверное, дал бы. А может, скаазать? А он говорит: — Я уже столько пораздавал, и никто не возвращает. Иди к Франеку он уже целыми месяц мне двадцать пять грошей должен. А Франек никому не отдает. Я поморщился, по делать нечего. — 48 —
|