|
— На. Насовсем! Сказала ли она «на», я не знаю, потому что не расслышал. Я услышал только: «Насовсем!» Тихонько так сказала, мило, стыдливо. Я не хотел брать, потому что еще даст, а потом поссорится или просто пожалеет и отнимет. Еще пожалуется, что сам взял. С маленькими детьми трудно столковаться,— взрослые мешают. Так вот, я не хотел брать, потому что боюсь, что выйдет неприятность. Но взял; гляжу, а вместо одного окна много окон, и все разноцветные. Я говорю: — Я тебе отдам. А она: — Не надо!.. И положила свою маленькую ручку на мою большую руку. Я смотрю на ее руку через стеклышко, и мы улыбнулись друг дружке. А тут мама спрашивает, кончил ли я уроки. Тогда она даст мне на трамвай, чтобы я поехал к тетке и отвез ей платье, которое изъела моль. А я, обиженный, думаю: «Хорошо, по крайней мере, хоть из дому ненадолго уйду». — Только не потеряй,— говорит мама. А я подумал. «Девчонка, может быть, и потеряла бы, а я-то уж не потеряю». Взял я платье, которое мама завернула в платок, и иду. Трамвая мне пришлось ждать долго, и я злюсь, потому что хотел мигом обернуться: вот, мол, как быстро все исполнил. А там, видно, случилось что-то такое на линии, отчего трамваи остановились, потому что, когда трамвай подошел, он был уже полный. Но все равно в него все лезут. И я лезу. Я уже даже за поручни держался, а тут какой-то тип как толкнет меня — я еле на ногах устоял. Я так обозлился, что даже обругал его про себя. А он влез на подножку и говорит: — Куда лезешь? Слетишь! «Ишь какой добрый нашелся,— думаю.— Сам слетишь, пьяный болван!» Он вовсе н не пьяный был, это я только так, со злости. Ведь он меня не спьяну столкнул, а потому что он сильнее меня. Я дождался другого трамвая, и тот битком набит. Я заплатил и еду. А сам все думаю о том, как он меня грубо столкнул. Такой грубиян, хам, и еще взрослый,— детям пример подает! А тут опять один какой-то толкается. Отстранил меня, словно я вещь, а не человек; я чуть платье не выронил. И что такого ему сказал? Каждый бы так сказал, как я: — Осторожнее... А он как напустится на меня: — Я тебе дам — осторожнее! Я только повторил: — Осторожнее... А он меня за ворот схватил. Я говорю: — Пустите! А он: — А ты не ругайся!.. Я говорю: — А я и не ругаюсь. А тут какой-то старик вмешивается. Ничего не видел, ничего не знает, а туда же: — Такое теперь воспитание! Мальчишка старшему места не уступит! Я сказал: — Он и не просил меня уступить. А тот, который толкался, опять за свое: — Я тебе поговорю, щенок! — 42 —
|