|
Защитник спросил свидетельницу: — Почему у подсудимого уши оказались в крови? — Да он там, в деревне, после этого (после нападения) задрался с кем-то. — То есть как это задрался? Вы знаете, что это было на самом деле, или нет? — Да говорили, что он человека какого-то пырнул ножом три раза. Следующий свидетель, местный житель, давал показание очень неохотно и нерешительно, но на вопрос прокурора сказал, что подсудимый был дурного поведения. Защитник спросил: — Почему вы думаете, что он был дурного поведения? Свидетель отвечает уклончиво. Защитник настаивает: — Вам известны какие-нибудь его предосудительные поступки? — Нет, поступки неизвестны, а только его тогда на улице с ножом видели; он то в стену его воткнет, то на людей замахнется. Остается подтвердить третье положение. Справедливо ли, что в большинстве случаев невыгодный ответ бывает предрешен самим вопросом? Отвечаю опять примерами. Допрашивается дворник, поймавший подсудимого у взломанной двери с узлом украденных вещей. Защитник спрашивает: — Не произвел ли он на вас впечатление робкого человека? Свидетель отвечает: — Да; он испугался и хотел бежать. Через пять минут оглашаются справки о судимости, и присяжные узнают, что робкий человек был осужден 156 за убийство в драке и судился за нанесение своей бабке тяжких побоев, повлекших смерть. Перед присяжными двое подсудимых. Один из них два раза был осужден за кражи и раз за грабеж. Допрашивается сыщик; защитник спрашивает: — Скажите, вы раньше знали Романова? Свидетель делает короткую паузу и веско произносит: — Да, знал. Он известный вор. Какого другого ответа мог ожидать защитник? Допрос переходит к его товарищу. Несмотря на полученное предостережение, он повторяет тот же вопрос: — Скажите, пожалуйста, а Матвеева вы знаете? Агент отвечает: — И его, и всех его братьев знаю. Известные воры; только, к сожалению, они до сих пор не попадались. Матвеев ранее не судился; если бы не защитник, его прошлое было бы безупречно в глазах присяжных. Подсудимый обвиняется по 2 ч. 1484 ст. уложения о наказаниях в ножевой расправе. Защитник спрашивает ночного сторожа: — Вам приходилось когда-нибудь отправлять в участок Степанова? — Как помнится, много раз. Habet138. Что все эти ответы были неизбежны или в высшей степени вероятны, понятно всякому. Но здесь невольно приходит в голову мысль: вопросы защитников клонились к выяснению истины; следовательно, защитники служили правосудию. Так. И выходило, что у подсудимых по два изобличителя и ни одного защитника. Если бы приведенные вопросы раздавались с прокурорской кафедры, это было бы правильно; но когда они раздаются со стороны защиты, состязательный процесс превращается в нечто совершенно недопустимое. Нельзя признать нормальным такой порядок вещей, при котором наряду с обвинителем, назначенным государством, суд назначал бы подсудимому еще казенного потопите-ля под видом защитника. Между тем, если спросить опытных судей и товарищей прокурора, они скажут, что в большинстве случаев для подсудимого было бы лучше, если бы у него не было казенного защитника. По следующему примеру можно видеть, что эти медвежьи услуги подсудимым не ограничиваются неловкими вопросами свидетелям. — 111 —
|