|
– Измена! – отрубил капитан. – На каждого нашего солдата здесь до войны по два японца сидело. И неизвестно, сколько еще сейчас осталось. Вот в Благовещенске был случай… Все наперебой стали рассказывать «шпионские истории», причем чем фантастичнее они были, тем охотнее верили им. «Студент» посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Увидел нечто продолговатое в пенсне, украшенное гладким пробором, и остался собой недоволен. О том, что позволяли себе японцы накануне войны и что происходило сейчас, он знал, наверное, лучше других, ехавших в этом купе. Но промолчал: распространяться об этом со случайными своими попутчиками было бы неуместно. То, что он знал, знать другим не полагалось, и это возвышало его в собственных глазах. Но поскольку другие не догадывались об этом тайном его превосходстве – было немного обидно. Будто он хуже этих других. То же, что было ему известно, он знал со слов полковника генерального штаба, который пригласил его для беседы накануне отъезда. Трудно сказать, была ли это беседа или инструктаж – попытка на скорую руку ввести прапорщика в курс дел, которыми ему предстояло заняться. – Мы говорили с вами час двадцать минут, – сказал полковник, поднося к глазам серебряную луковицу часов. – Я обязан считать, что подготовил вас для будущей вашей миссии. Учтите, в японской армии на это уходят, очевидно, недели, может, месяцы. Помните об этом и не приведи бог полагать себя умнее или хитрей неприятеля. Но именно к этому сводилась некая тайная его мысль. Про себя он называл ее «Идея» с заглавной буквы. – Заведующему разведкой, – заключил офицер,– передайте поклон от меня. Скажите, полковник Самойлов хорошо помнит его по Болгарии… В купе между тем «шпионская тема» не иссякала. – А кто слышал, господа, о есауле, который оделся в японский мундир и шашкой зарубил их генерала? Поскольку никто не слышал, капитан поведал одну из тех легенд, которые появляются во всякой армии, когда ей приходится плохо. – А где ж есаул по-японски говорить научился? – спросил кто-то из прапорщиков, когда капитан кончил рассказ. Спросил не с сомнением, а только для того, чтобы получить еще одно свидетельство есаульской лихости. И получил его. – А ему и не надо было! Как кто ему скажет что, он только зубы оскалит – «пошел», мол, у них это знак такой, и за шашку! От него и отставали. И физиономией схож оказался. Из калмыков, говорят. А уж как генерала-то этого достал, тут уж он по-русски им крикнул, чтоб знали – за наших, мол, ребятушек! Вскочил на коня – и был таков! — 224 —
|