|
«Как скрутило беднягу, – подумал Перовский. – Аж серый весь стал». Когда Маслов вышел, Перовский пояснил: – Глупость сносна только при отсутствии самолюбия. Но умничанье, соединенное с глупостью, производит смесь, невыносимую для моего желудка. А ты располагайся. Ты у меня в дому, а я хлебосолец. И, как россиянин истый, языком помолоть люблю. Губернатор опустился в кресло напротив и глянул прямо в глаза Ивану. Серые глаза Виткевича сейчас сделались черными, оттого что расширились зрачки. – Ну-ка, друг мой, скажи мне что-нибудь по-персиански, – весело попросил Перовский. – Вазиха-йе авваль е-шома чемане дарад?[8] – А по-киргизски? – Сиз айтканныз, чынбы?[9] – Ну а по-афгански? Понимаешь? – Альбата, похежим[10]. – Молодец! – восхищенно произнес Перовский, Просто слов нет, какой молодец! Только что это ты говорил тут? Может, ругал? Может, ослом меня обозвал? Виткевич чуть усмехнулся. – Нет, господин губернатор. Я просто спрашивал, что означают ваши первые слова, ко мне обращенные. – Ты про поручика, что ль? Перовский прошелся по веранде. Остановился. Заложил руки за спину, начал раскачиваться с носков на пятки. – С сегодняшнего дня ты офицер. Об этом я позабочусь. Я не шучу, нет. С этой минуты ты не только офицер. Ты адъютант мой. И служить одному мне будешь. А это хорошо. Хорошо, потому что я умный. Умней других. Понял? Виткевич, молчал. Он научился молчать и слушать. – Понял, что ль? – переспросил губернатор. – Да. Понял. – Я, видишь ли, кальян курить полюбил. Не от причуды, нет. Изобретен он на Востоке. А коли я это изобретение потребляю, значит, оно любопытно, так? – Все ж таки от него кашель, – вставил Иван. – А ты, брат, перец! – ухмыльнулся Перовский. Виткевич положительно пришелся ему по вкусу. – Чистый перец. Ну, молодец, молодец, я люблю таких. Да. Так вот, о чем бишь я? Изобретен кальян на Востоке. Так вот я и хочу с ними, с восточными людьми, за одним столом посидеть, кальян покурить. Вот я и хочу, чтобы ты меня с теми, с азиатами, поближе познакомил. Понять их хочу. А? Лихо? А? Чего молчишь? – Какие обязанности мне вменяться будут? – А-я почем знаю? Сам выбирай! Сам. Что хочешь, то и вменяй. Перовский прошелся по веранде и, остановившись за спиной Ивана, крикнул с такой силой, что даже в ушах заломило: – И-эй! Вошел камердинер. – Портняжный мастер здесь?– спросил Перовский. – Ожидает, Василий Алексеевич. — 167 —
|