|
Встреча оказалась довольно короткой, как бы на ходу, в машине, но оставила очень приятные воспоминания. Ощущались чувства братства, товарищества и верности. Тогда я еще не знал об их планах на будущее. А сейчас думаю, что эта встреча для Морриса означала также и получение дружеского напутствия перед тем, как он отправится в новый боевой поход. Наши крепкие рукопожатия были многозначительны. Мы без слов понимали друг друга. Мы не виделись долгих 15 лет. Для Морриса и Лоны это были шесть лет напряженной работы под руководством Бена (Молодого) в Англии, а затем девять лет — в тюремных застенках. Позднее мы узнали, что им пришлось пережить. Это было трудное время и для Центра, делавшего все возможное, чтобы облегчить участь Морриса и Лоны, добиться их освобождения. Особенно переживал Бен. Я несколько раз встречался с ним после его возвращения в Москву, и он всегда говорил, что забота о вызволении Морриса и Лоны — цель его жизни. О них — о всех троих — написано много книг и газетных статей. Многие подробности известны. И о стойкости, выдержке, верности своим идеалам, о честности и порядочности Морриса, о тяжелых испытаниях, которые пришлось перенести Лоне, поистине мужественной женщине, и о многом другом. Наконец — радостная весть: 24 октября 1969 года Моррис и Лона Коэны освобождены из английских тюрем в обмен на арестованного и осужденного в СССР английского разведчика Брука. На следующий день, 25 октября, они уже были в Москве. Потребовалось время для того, чтобы прийти в себя и обосноваться в подготовленной для них Службой трехкомнатной квартире. Для Морриса и Лоны — людей скромных, не привыкших к излишествам, — это был подарок, который доставил им огромную радость. Едва обжив свой дом, Моррис и Лона в ноябре 1969 года устроили у себя маленький прием — обед для небольшого круга советских товарищей-разведчиков, с которыми их связала судьба. Среди приглашенных были и те, кто усердно хлопотал об освобождении супругов Коэн, и те, кто в разное время поддерживал связь и работал с ними за рубежом. Обед прошел в воспоминаниях, сопровождался шутками и тостами. Настроение было радостное, приподнятое. Двумя годами раньше — к 50-летию Октября — я написал и посвятил Лоне и Моррису стихотворение: Мне бы прорваться в их камеры-клетки, К тем, кто шел с нами дорогою долгой, К тем, кто работу в советской разведке Считали своим революционным долгом. Хочется крепко пожать ваши руки. Бодрости вам! И силы — в избытке! И этим рукопожатием друга Дать вам знать, Что вы не забыты. — 177 —
|