|
Итак, связь была восстановлена, возобновлена работа по разным направлениям. Заработали ценные источники важной информации, в том числе и по атомной проблеме. В этом Моррису весьма ощутимую помощь оказала Лона. В работе Моррис отличался высочайшей надежностью. Кроме блестящих аналитических способностей он обладал спокойным характером и завидной выдержкой. Я никогда не видел его сердитым или раздраженным. Любую напряженность он мог снять своей доброй улыбкой, убедительностью доводов. Для меня Моррис был и как старший брат, и как добрый советчик. Я постоянно чувствовал с его стороны и понимание, и поддержку в новой, непривычной для меня на первых порах обстановке. В то же время Моррис внимательно прислушивался к моим советам и рекомендациям, понимая, что они диктуются деловыми соображениями и заботой о его безопасности. Обстановка в США тем временем становилась для нашей работы все более неблагоприятной. Особенно после подъема волны маккартизма, закрытия нашего генконсульства в Нью-Йорке в 1948 году и ухудшения отношений между США и СССР. Все это заставило нью-йоркскую резидентуру значительно повысить уровень средств обеспечения безопасности связи и ужесточить требования к их соблюдению. Центр принял решение о подготовке к передаче Морриса и Лоны на связь нелегалу. Так в конце 1949 года они оказались связанными со знаменитым Рудольфом Ивановичем Абелем (Фишером), с которым я, кстати, в то время поддерживал личную, а больше — безличную связь и которого знал с самой лучшей стороны. В результате возможности для работы в более безопасных условиях были созданы. Однако успокаиваться было рано. Приблизительно через полгода, после арестов нескольких советских агентов, возникла реальная угроза безопасности Морриса и Лоны. Поэтому Центр распорядился немедленно их эвакуировать. Осуществить эту операцию было поручено мне. Абель уже не мог с ними встречаться, и поэтому в солнечный июльский день 1950 года после тщательной проверки неожиданно, без предупреждения я «вломился» в дом наших друзей. Хозяев мой визит, конечно, удивил. Однако они поняли, что мое появление могло быть вызвано только важной причиной. Вскоре мы приступили к делу. «Разговор» между мной и Моррисом для подстраховки велся на бумаге, а исписанные листы Лона сжигала в ванной. Наше решение Моррис воспринял довольно спокойно. Но хотя он, безусловно, понимал серьезность положения, предложил мне подумать над возможностью осуществления альтернативного варианта: — Обидно в такое время прекращать работу. И не в моих правилах бежать от трудностей. Может быть, можно найти другой выход из положения? — 175 —
|