|
— А я и явился, чтобы это исправить. Вот мой старший сын Нараян. Он поступает в колледж. Платить за него государство будет. — Государство? — недоверчиво переспросил Нана. Говинд утвердительно кивнул. — Значит, свобода и в твою хижину пришла? Что ж, это хорошо… — заметил Нана как бы про себя. — С тех пор как парень начал учить английский, — продолжал Говинд, — я только об одном и мечтаю: пусть хоть мой мальчишка выйдет в люди, ученым станет, если мне самому не довелось. Пусть он исполнит желание Наны! Вырезал я вашу фотографию из газеты, на стенку приклеил — мальчишка утром встанет, поклонится вам и только потом за книжки садится. В этом году он кончил школу. Говорит: «Врачом буду!» Вот я и привез его к вам: благословите сына, а уж тогда и в колледж ему можно ехать. Долго вас разыскивал, насилу нашел. Он умолк и подал сыну знак. Тот быстро подошел к Нане и опустился у его ног на колени. Сунита посмотрела на отца. Лицо его светилось какой-то молодой радостью. И он улыбается! Сколько лет она не видела у него на лице улыбки… Чтобы благословить юношу, Нана поднял левую руку, но тут же опустил ее. — Эх, благословляют-то правой! Дочка, подними-ка мне правую руку! Сунита подошла и положила парализованную правую руку отца на голову Нараяна. Нана срывающимся от волнения голосом произнес: — Выучись на доктора, сынок, избавляй людей от болезней и страданий. И никогда не забывай свою деревню, друзей. Помни о бедных! Повернувшись к дочери и не переставая радостно улыбаться, Нана сказал: — Ах, девочка, прожить бы мне еще лет семь-восемь. Увидеть своими глазами, как этот мальчик будет врачом, тогда можно и… Сунита прикрыла ему рот рукой, не дав договорить. Сердце ее переполняло счастье, и, боясь заплакать, она молча отвернулась к окну. Из окна открывался чарующей красоты вид. Дождь давно прошел, из-за гряды темных туч заходящее солнце осыпало землю золотом своих прощальных лучей. Перевод А. Пожинского ДождьШелестящий нарастающий звук дошел наконец до его сознания. Взвизгнули тормоза. Шанкар пришел в себя, вздрогнул и мгновенно отскочил на обочину дороги. Словно нацелясь на него, двигались два огромных светящихся глаза, но тут же подались в сторону и исчезли. Машина, просвистев шинами, умчалась, растворилась в густом мраке, будто разгневанная змея, с шипением скользнувшая в свою пору. Он огляделся. Ну конечно, сам же, олух, и виноват: остановился посреди дороги. Шофер, наверно, сигналил еще издали. И как это он не услышал? — 108 —
|