|
– Олег Маркович, только честно: я смогу играть в футбол? – Дорогой ты мой человек. На свете тысячи замечательных дел и занятий. Полезных, нужных. Почему обязательно футбол? – Я понимаю. Вы говорите так потому, что у меня нет почки. – До глубокой старости доживают люди с одной почкой. Только надо себя беречь… Он поднял голову и, глядя мне прямо в глаза, ответил: – Я не хочу доживать. Понимаете, доктор, я хочу жить, а не доживать… Ермолаев должен был закончить свою карьеру спортсмена в самом ее начале. Жалко было парня. Жалко было чисто по‑человечески. Потому что мы знали, что значил для него спорт, что значил для него футбол. Между тем шли дни, и каждое утро в тот самый час, когда, как обычно, начинались тренировки, я снова видел его на скамейке. Так продолжалось с неделю. Создавалось впечатление, что Миша не торопится покидать Москву. А еще через несколько дней он объявил, что мысль о его отъезде – полнейший вздор и никуда уезжать он не собирается. – А что же ты собираешься делать? Он обвел нас глазами и с выражением безмерного удивления, в свою очередь, спросил: – Как, что? Играть, естественно. Я поймал на себе взгляд тренера. Ребята тоже смотрели на меня. Стараясь придать своим словам как можно большую весомость, я ответил: – Ты взрослый человек и прекрасно понимаешь, что это несерьезно. – Олег Маркович, – очень спокойно произнес Ермолаев, – простите меня, но это вы не понимаете, насколько это серьезно. И мы поняли, что это действительно серьезно. В тот же день тренер зашел ко мне в кабинет. – Что ты думаешь относительно Ермолаева? Я был зол, как сто чертей, и почти заорал: – Я хочу только одного: чтобы он уехал. Тренер улыбнулся: – Олег, хочешь ты совсем другого. – Да! Хочу!! Но у него одна, понимаешь, одна почка! И это футбол, где никто не застрахован от самых неожиданных травм. Даже таких, как эта. – Олег, все правильно. Ты доктор – тебе виднее. Только ведь вот это… Тренер замолчал. Потом поднял на меня глаза исподлобья и тихо закончил: – Но, кроме почки, есть сам Ермолаев. Вот почему ты кричишь. Он был прав. Если бы во мне сидел только Белаковский‑врач. Но во мне сидел Белаковский‑футболист. И тренер знал это. – Ты возьмешь на себя ответственность? Нет? Я тоже не возьму, – продолжал я шуметь, но тренер невозмутимо положил мне на плечо руку: – Возьмешь, Я знаю – возьмешь. Так вот, прошу тебя, подумай об этом хорошенько, Ермолаев ни на шаг не отходил от меня. Он убеждал. Он доказывал. Он приводил примеры. Но я упорно продолжал сопротивляться. — 53 —
|