Шлеп… шлеп… шлеп… Вытягиваешь из коричневато‑желтой, бурой грязи ногу и опускаешь в еще примятую предыдущей подошвой кашицу. И снова шлеп… шлеп… шлеп… Парашюты, оружие, и особенно пулеметы, которые тащат по двое, подсумки с патронами, лопатки с каждым шагом набирают вес, тянут вниз, в грязь. Шлеп… шлеп… шлеп… Наш «виллис» обогнал их где‑то на двенадцатом километре уже при подходе к аэродрому. Там они должны были прямо с марша начать прыжки. Пилипенко перехватил мой взгляд: – Второй взвод Медведева и третий Шумова. – Сколько раз в неделю им приходится вот так… – С утра до вечера. Если не так, то по‑другому. Что смотрите, доктор? У нас не бывает легких дней. Работы хватает. Ребята были совсем молодыми. Даже сейчас их уставшие, посеревшие лица не выглядели старше восемнадцати. Словно угадав, о чем я думаю, Пилипенко произнес: – Здесь должно быть не легче, а труднее, чем там, где окажутся мальчишки завтра. Так что, доктор, дого воримся сразу же: сантименты – в сторону. У вас ведь, у медиков, это бывает… На аэродроме уже готовились к прыжкам те, кто прибыл раньше. Меня удивила непринужденность, царившая здесь. Ребята, проделавшие 12‑километровый путь с полной боевой выкладкой, выглядели на летном поле бодрее. Освоившись, я понял, что шло это скорее всего от нервного перевозбуждения. Я с любопытством следил за приземлившимися. Лица их не отличались румянцем. Но, коснувшись земли, они изо всех сил старались приветствовать товарищей бодрой улыбкой. Ко мне подошел Пилипенко. – Ну что? – произнес он так, чтобы слышал только я. – Как говорится, с богом. Давайте, капитан… И он легонько подтолкнул меня вперед. Тогда‑то я и совершил свой первый из 153 прыжков с парашютом. Прыгал с аэростата. Высота 450 метров. Прыгнул, по‑моему, так и не успев ни удивиться, ни испугаться. Удивился и почувствовал предательскую слабость в ногах уже на земле, когда, задрав голову, увидел высоко над собой спокойно покачивавшуюся в небе корзину. Понял, что прыгать второй раз будет куда сложнее. Пилипенко подошел ко мне и с наигранной небрежностью коротко бросил: – Нормально. Сел в свой «виллис» и, захлопывая дверцу, крикнул: – Семнадцатого прыжки с самолета… …Потом был фронт. Карелия и Венгрия… Австрия и Чехословакия… На войне как на войне. И потому бывало всякое. Уличные бои… Переправы… Раненые, которых приходилось выносить на себе с поля боя… Контратаки, когда откладывался в сторону хирургический скальпель и брался в руки автомат… Ранения… Смерть товарищей… — 35 —
|