|
– Товарищ полковник, ничего другого и не надо. Он снова склонился над столом и что‑то быстро написал на бланке. Протянул его мне и коротко бросил: – Начальником пункта медицинской помощи воздушно‑десантной бригады. Он откинулся на спинку стула и снова пристально посмотрел на меня, и вдруг спросил: – Обедал? – Не успел, товарищ полковник. Только что с поезда. – Вот два талона. Столовая за углом налево. Бери, бери. Сейчас в Москве с этим туго. – Спасибо, товарищ полковник. Разрешите идти? – Постой. Ты москвич? – Ленинградец, товарищ полковник. – В Москве первый раз? – Так точно. Начальник отдела открыл один из ящиков письменного стола и что‑то достал оттуда, но что именно, я не заметил. – Вот возьми. Быть в Москве и не побывать в Большом театре – это кощунство. Бери билет, бери. – Спасибо, товарищ полковник, – едва выдавил я. – Вы свободны, капитан. Не забудьте: столовая за углом налево. В этот вечер в Большом давали «Онегина». Театр был полон. Я рассматривал зал, позолоту лож, хрусталь, гигантскую люстру, обитые бархатом кресла, в которых было так тепло и уютно, фантастически огромный занавес. Все казалось сном. Медленно гасла люстра, осветилась оркестровая яма, и рванулись вверх первые звуки знаменитой увертюры. Пошел занавес. Но звуки уже тонули в стуке колес. Подрагивал на стыках вагон. Хлопотала проводница. Я снова ощущал сосущую под ложечкой голодную боль. Голос проводниць|: «Будем Арал проезжать, солью запаситесь. Когда Волгу переедем, продадите или выменяете на хлеб, а то не доедете. Все теперь так делают…» Кто‑то осторожно тряс меня за плечо: – Проснитесь, молодой человек. Онегин уже убил Ленского…, Я пробыл в Москве еще сутки и выехал в Дмитров. Всю дорогу меня не покидала мысль, что полковник отдал мне свой билет в театр. Зачем он сделал это? В двадцать два года бывает подчас трудно постичь и определить словами поступки, не продиктованные логикой, проследить путь душевных нюансов. Но в двадцать два года ты способен оценить их так, что и в шестьдесят они остаются живой памятью сердца… * * *…20‑я гвардейская воздушно‑десантная бригада готовилась к выброске в районе Днепра. Днем и ночью шли напряженные учения, максимально приближенные к боевой обстановке. Начальник штаба бригады подполковник Пилипенко едва успел прикорнуть, как ему доложили о прибытии капитана медицинской службы. – Зови, – услышал я грубоватый, сонный голос. Я вошел, козырнул, представился по всей форме. Подполковник окинул меня недовольным взглядом, не то досадуя на то, что явился в неурочное время, не, то потому, что не нашел во мне ни гренадерского роста, ни косой сажени в плечах. «Суровый дядька», – мелькнуло у меня, пока я, в свою очередь, не без интереса рассматривал одного из будущих своих командиров. — 33 —
|